Востребованная инопланетным воином

Она фыркает, будто не верит мне, и я хмурюсь, открывая рот, но потом она указывает.

— Зацени это.

Я разглядываю крошечную розовую тряпочку, засунутую внутрь упавшего бревна.

— Они устали, — голос Невады торжествует. — И они бросили женщин на землю. Идиоты. Посмотри на все эти следы. Я так и представляю себе, как Айви сидит здесь и засовывает этот клаптик в бревно. И смотри — одна из женщин сидела здесь и рвала траву.

Невада смотрит на меня с жестким выражением лица, ее глаза сияют решимостью.

— Они все бойцы, все до единой. Должно быть, они были в ужасе, но знали, что мы придем за ними. — Она улыбается. — Знаешь, мы были знакомы всего пару дней. Но они знали, что мы их не бросим.

— Прости, — говорю я, и Невада встречается со мной взглядом. — Я подвел тебя и других женщин. Я должен был выслушать тебя и позволить тебе вернуться.

Невада смотрит на меня долгим взглядом, а потом кивает, уголок ее рта приподнимается, и мне ничего так не хочется, как прижать ее к себе и снова поцеловать.

— Все в порядке, — говорит она, снова поворачиваясь к бревну. — Теперь то ты исправился.

Глава 7

НЕВАДА

Мы едем весь день, но в конце концов становится слишком темно, чтобы разглядеть дорогу впереди.

Ракиз осматривает окрестности, когда мы разбиваем лагерь. Я кормлю мишуа, пока он вытаскивает кусок материала, похожего на холст, из одного из своих рюкзаков.

— Мы не можем позволить себе разжечь костер в такой глубине леса, — говорит он, и я киваю. Будет холодно, но вряд ли пойдет снег.

Мы уже наполнили наши бурдюки, и я поворачиваюсь, чтобы глотнуть воды, прежде чем вытащить свой паек.

Ракиз секунду смотрит на меня, а потом лезет в свою сумку. У меня слюнки текут при виде сладких пирогов, которые я так люблю. Я безумная сладкоежка, и внезапная улыбка Ракиза говорит о том, что он это знает.

Я хмуро смотрю на него. Эта улыбка должна быть признана незаконной.

Его ухмылка становится шире.

— Расскажи мне, как ты улизнула из моего лагеря, и я дам тебе сладкий пирог.

— Ты что, издеваешься? Это стоит по меньшей мере трех сладких пирогов.

Он смеется, а я смотрю на него, как завороженная. С тех пор как мы покинули лагерь, у Ракиза словно камень с плеч свалился. Несмотря на то, что мы потратили весь день на поиски женщин, он перестал постоянно хмурить лоб. Его глаза быстрее загораются весельем, и он самый расслабленный из всех, кого я когда-либо видела.

— Двух, — заключает он сделку. — И один утром.

— Я это переживу. Но… те, кто мне помог, не должны пострадать никоим образом.

Лицо Ракиза превращается в каменную маску.

— Они ослушались меня.

— Они сделали это, потому что: либо поняли, зачем мне нужно уйти, либо увидели во мне угрозу для тебя — а, следовательно, для лагеря, — либо были просто наивны и легко поддались манипуляциям. — Я не упоминаю о швее, которая хотела моего ухода, чтобы ее дочь могла флиртовать с Ракизом.

Он изучает мое лицо, и на его челюсти дергается мускул, когда он кивает.

— Ладно. — Я вздыхаю. — Во-первых… обмануть твоих воинов было легче всего.

Ракиз прищуривается, и я вскидываю руки.

— Ты сам хотел знать правду! Это как с вуальди. До этого никто из них не додумывался заметать следы, поэтому твои люди и не ожидали от них подобного. То же самое произошло и в лагере. Ни одна женщина никогда не врала им в лицо так, как я, поэтому они не ожидали этого. Скажи мне, если бы другой воин подошел к Ларису и сказал ему, что Терекс хочет видеть его прямо сейчас, оставил бы он свой пост?

Ракиз поворачивает голову, глядя вдаль, и я даю ему время подумать, пока сама занимаюсь разрезанием на кусочки вяленого мяса, которое принесла с собой. Я протягиваю ему матерчатый мешок, и он берет несколько кусочков. Мы оба жуем в тишине, пока он не обращает свое внимание на меня.

— Не думаю, что он бы это сделал.

Я киваю.

— То же самое случилось и с оружием. Все, что мне нужно было сделать, это упомянуть имя Терекса, и я была свободна. — Лицо Ракиза снова ожесточается, и я вздыхаю. — Послушай, твои воины хорошо обучены, им просто нужно несколько напоминаний. Хорошо, что все, чего я хотела, — это улизнуть. А что, если бы на самом деле я пыталась впустить какого-то чужака?

Я беру еще немного сушеного мяса и морщусь при жевании. Это белок и калории, которые мне необходимы после такого долгого дня, но мясо определенно намного лучше, когда оно свежее.

Никому не нравится слышать, что у них огромные бреши в безопасности, но, к чести Ракиза, он, кажется, воспринимает меня всерьез.

— И что же ты предлагаешь?

— Ну, твой инстинкт заключается в том, чтобы публично опозорить людей, которые меня выпустили, верно?

— Стыд — сильное слово, но, да, они должны быть наказаны.

Я отрицательно качаю головой.

— Неверная тактика. Все, что нужно сделать, — это вызвать негодование. Особенно в отношении человеческих женщин. Я могу принять это, но это несправедливо, если с другими обращаются по-другому.

— Так что ты предлагаешь?

Я смотрю на него, но он действительно заинтересован, и я укладываюсь на одеяло мишуа, которое использую, чтобы защитить штаны от слегка влажной травы.