Вот ангел пролетел

Летун оказался другой, в форме, невыразительный и со скошенным, как раз безвольным подбородком. Волевой был инструктор. Он нацепил на меня тяжелый рюкзак с тяжелыми застежками. Это и был парашют. Показал, где дернуть в аварийной ситуации. А вообще, сказал, наши дубы очень надежны, ни разу не подводили, вы же полетите на тросе, трос сам все раскроет. Какие дубы, спросила. Дэ один пять у, ответил инструктор, учебный парашют, дуб, по-нашему. Я отвыкла, чтоб ко мне на "вы". Поправлять не стала. Какое такое мое право поправлять. Я продолжала в уме принимать действительное за желаемое, потому оно, и правда, было таким. Птица счастья. Никогда она мне в руки не попала. Неужли теперь вся цена этого недостижимого счастья полчаса доморощенной физкультуры, говноступы и вперед? Не вся. Плюс машина, которой добираться, деньги, какие заплатить, и настоящая телезвезда, какой не отказать.

Сашка приказал что-то девкам, те покивали и остались на земле, мы вчетвером пошли в приземистый голубой "Ан-2" и взлетели в небо.

Стало быть, болтая беспривязным языком у себя в конуре перед ихними камерами, выболтала с бухты-барахты позабытую детскую мечту, которой не суждено было сбыться. И забыла, как люди забывают лишнее. Сашка, ровно Бог, повернул время вспять и организовал после пьянок-гулянок еще и свободный полет во исполнение.

25

Голубок делал круги, набирая высоту. Не так, чтоб большую, а земля уходила и, что на ней стояло, измельчалось на глазах. Мы сидели на лавках. Мне хорошо было видать дырку в борте самолета, через которую я должна шагнуть, чтоб выброситься в белый свет как в копеечку. Меня, точнее, мой рюкзак, прикрепили тросом к веревке, натянутой повдоль. Инструктор спросил Сашку: а вы, точно, не хотите? Сашка засмеялся: нет, пока нет. Инструктор повернулся ко мне: вы можете остаться сидеть, это значит, что вы отказываетесь от прыжка, хотя оплатить все равно придется, но если встали, у вас нет выхода, вы обязаны совершить прыжок, прыгнете одна, я с вами не прыгаю, раз, два, три, принимайте решение. Сашка смотрел на меня безотрывно, блестя будто третьим глазом, облизывая пересохшие губы. Я встала. Инструктор встал заранее и теперь стражником стоял возле открытой двери. Не чтоб впустить, а чтоб обязательно выпустить. Ступила к нему. Он сильно подтолкнул двумя ладонями к выходу, и я вышла. И повалилась в пропасть. И продолжала валиться всеми своими килограммами, только в ушах свистело. Этта свистело все на свете, прощаясь с моей тушей, похоже, навсегда. Пять секунд следовало отсчитать согласно урокам инструктора на земле, они были долгие, как ожиданье смерти. Отсчитала и, по той же инструкции, подняла глаза кверху. Предстояло увидеть раскрытый купол парашюта и посчитать отверстия, как учитель учил. Ха, нормально, купол раскрылся, отверстий в нем, сколько надо. Летела в серо-сиренево-розовом небе сама, одна, под огромным шелковым зонтом, на переломе шелкового свечения дня, и там, за моей спиной, где были шелковые стропы, зашевелилось, зачесалось, забусило, забыгнуло, загрубело, завередило, разогрелось, просунулось и вылезло сперва крохотным бутоном, затем быстро развернулось и стало крылом, бесформенный шум в ушах превратился в пенье сфер, и я узнала, что этта я он и есть, вымечтанный в детстве ангел. Не птица счастья, а ангел счастья. Захотелось смеяться и петь, петь и смеяться. И вдруг, не сдержавшись, заорала: а-о-у-а-у-о-о-а-а! Может, то был крик на Сонькином языке, непереводимая игра звуков, а может, перекличка с оставленной Сонькой, не знаю. Меня распирало что-то большее меня, может, вся жизнь целиком, моя и других людей, кого знала и кого не знала, и я продолжала кричать: а-о-у-а-у-а-а-а. Жизнь перла из меня, а я сама перла откуда-то, как дитя, когда оно лезет из материнского лона, и вот вылезло и оповещает мир о своем появленье, и так это все соединилось, что не разорвать. Вдруг пришла на ум мысль, что, если перерезать веревку, то есть связь меня с куполом, как дитю перерезают пуповину, то есть связь с матерью, может произойти новое рождение и начаться новая жизнь. Жалко, не было с собой ножа. Они не дали мне его, хотя в самолете сказали, что полагается. И никого поблизости, кто имел бы нож для этой цели. Почему не дали, он, что ли, знал что-то про меня, этот инструктор с обветренной мордой, чего я сама не знала? А если б прыгнул вместе со мной, это могло бы походить на брачный танец с поножовщиной в финале. Я вспомнила, как брат, отучившийся в медицинском, объяснял, что бывает, когда человек от стресса переходит вдруг к эйфории: сперва выброс адреналина, затем эндорфинов, кажется. Этта эндорфины потребовали ножа? А также брачного танца? Откуда подряд эти мысли про брачные танцы? Похоже, как когда захмелеешь. Но не по-бесовски, а по-ангельски. Ангельское теснило бесовское. Я летела и видела, как наклоняется ось земли, что-то меняя этим для людей. Не знаю, как, что и почему, но я это видела. Я последний раз пропела: о-о-о-а-а-а-у-у-у! Я аукалась с бездонным, бесконечным, безразмерным, безмежным небом.

Земля приблизилась.

26