Вот брат твой!..

А между тем, как Денисов и предполагал, медвежонок начал предпринимать активные попытки, чтобы вырваться на простор. Там, за забором, был какой-то незнакомый ему, манящий мир, туда каждый день выпускали козу и мерина, а он целыми днями крутился вокруг дома, где все давным-давно знал. Непоседливая натура медвежонка не могла вытерпеть этого, и он принялся дотошно обследовать забор. Он с таким упорством пробовал оторвать доски, что Денисов понял: надо выпускать, а то оторвет какую-нибудь доску да и напорется, чего доброго, на гвоздь. И однажды он открыл калитку и выпустил медвежонка.

Но все кончилось большим конфузом. Оказавшись вне двора, медвежонок вдруг утратил всю смелость. Открывшееся так поразило его, что он, прижав ушки, опрометью бросился под ноги Денисову и ни за что не хотел еще раз выглянуть за калитку, как Денисов его ни подталкивал. Он жался к ногам и не имел ничего против, если бы его взяли на руки.

— Эх ты, храбрый трус! — сказал Денисов, смеясь. — Просился, а теперь на попятную?

Он поднял медвежонка и пошел на луговину. Сел там на поваленный березовый ствол и хотел спустить на землю медвежонка, но тот цеплялся за Денисова, не желая расставаться с ним.

— Ну конечно, думаешь, так и буду тебя носить! — сказал Денисов. — Нет, милок, давай-ка сам.

Невзирая на сопротивление, он оторвал от себя медвежонка и опустил его на землю.

— Давай-давай, привыкай! — подбадривал он трусишку.

Спокойный тон и поглаживания подействовали, медвежонок, сначала робко, а потом все смелее, стал обнюхивать землю вокруг себя, ствол, на котором сидел Денисов, и наконец решился сделать несколько шажков. Пробившаяся свежая травка и побеги одуванчиков заинтересовали его, и он долго нюхал их и даже пожевал для пробы.

— Давно бы так, — сказал Денисов. — Ты ешь, ешь их, они полезные.

Узнавание нового происходило быстро, и через час медвежонок уже вполне освоился с ближней территорией и, чувствуя себя в безопасности под присмотром Денисова, отважился отойти подальше. Все привлекало его, все коряжины, камни и кочки, которые он непременно хотел перевернуть, чтобы поглядеть: а что там. Под одной из коряжин оказались земляные черви, и медвежонок оторопело уставился на них, видимо, чувствуя, что это что-то съедобное, но все же не решаясь попробовать. Пока он раздумывал, как ему быть, черви закопались в землю, и это тоже удивило медвежонка — как же так, только что были и вдруг куда-то подевались! Но инстинкт подсказал: копай, и медвежонок быстро извлек червей из их убежищ и, подцепив языком, проглотил. Вкус червей привел его в полный восторг, и он принялся с таким старанием отваливать камни и коряжины, что перевернул все, какие только оказались поблизости.

А через день медвежонок уже вовсю хозяйничал на луговине. Теперь его интересовали два объекта на ней — пасущиеся коза и мерин. Энергия, распиравшая медвежонка, требовала выхода, и он, конечно, не упустил случая, чтобы не пристать к ним. Неизвестно, чем он руководствовался в своем выборе, но только начал с козы. Ему ужасно хотелось поиграть и повозиться с ней, однако коза никаких фамильярностей не признавала. С какой бы стороны ни подступал к ней медвежонок, она, встав на дыбы, встречала его рогами. И наконец, выбрав момент, так угостила медвежонка, что он с жалобными причитаниями покатился по земле.

Что делать, коза оказалась неприступной, но оставался мерин. Он был стар и не агрессивен, а главное — у него был хвост, который прямо-таки притягивал медвежонка. Он сгорал от желания подергать за этот хвост, тем более что мерин в отличие от козы не вставал на дыбы, а лишь прижимал уши и мотал головой, когда медвежонок приближался к нему. Денисов, следивший за этими попытками медвежонка, однажды предупредил его:

— Смотри, милок, допрыгаешься! Он когда-нибудь так звезданет тебя, что глаза на лоб вылезут!

Но эти увещевания до медвежонка не доходили, а караулить, как бы чего не случилось, у Денисова не было времени, поэтому и вышло то, чего он опасался.

Денисов был на огороде, когда до него донесся визг медвежонка. Бросив лопату, он выбежал за калитку и увидел, что медвежонок катается по земле недалеко от мерина и кричит как зарезанный, а сам мерин, не обращая никакого внимания на переполох, спокойно щиплет траву.

Денисов подбежал к медвежонку. Вся голова у него была в крови, и Денисов понял: достукался, дурачок, звезданули. Рядом крутилась и обнюхивала медвежонка Найда, прибежавшая вслед за Денисовым, и он накинулся на нее:

— А ты куда смотришь! Лежишь целыми днями, не належалась! Убили вон твоего-то!

Взяв медвежонка на руки, Денисов понес его домой. С горем пополам — медвежонок не давался — осмотрел ему голову и увидел, что, слава богу, ничего страшного. Залепил мерин здорово, но лоб не пробил, снял лишь лоскут кожи. Прижигать чем-нибудь рану Денисов не решился, медвежонок мог совсем озвереть от боли, но промыть все-таки требовалось — если попала грязь, начнется загноение.