Он мчался по мокрому асфальту, обгоняя назойливо жужжащие мотороллеры и пропуская длинные фуры. У его велосипеда отвалилась педаль, но даже это не могло его остановить. Отступление невозможно – пускай даже дальнейший полет будет на одном крыле. Показавшаяся на горизонте цель придавала сил.
И, несмотря на то, что останавливаться приходилось через каждые тридцать метров, вскоре он был уже в лесу.
Заботливо спрятав в надёжное место – между двух самых ближних к дороге ёлочек – свой велосипед, Никанор Петрович налегке отправился вглубь.
В душе его начинала разгораться гражданская война. Пойти в осиновый подлесок крошить красных или в лесок вдоль высоковольтной линии резать белых? Он медленно продирался сквозь густую чащу сумеречного леса, в его правой руке кровожадно поблескивал острый нож. Он резко нагнулся: попались, голубчики. Один, второй, третий… Никанор Петрович не щадил никого. Только самых крошечных, едва заметных в пожелтевших иголках малышей он нежно прятал. За ними он придет в следующий раз. Его зелёный плащ мелькал среди еловых веток – в этом деле главное слиться со средой, а то ведь и спугнуть недолго. Сдаваться без боя грибы тоже, однако, не собирались: ядовитые партизаны ловко маскировались под белых, сами же они всеми силами пытались притвориться незаметными кочками, красные залегали в траншеи в высокой траве. Но Никанор Петрович, тертый калач, знал наперечет все их уловки – провести его было не так-то просто. Его корзина быстро наполнялась. Не повезло сегодня и рыжим, всегда державшим военный нейтралитет.
Стемнело. Вымокший насквозь Никанор Петрович уже буквально на ощупь петлял по знакомым тропинкам в поисках своего велосипеда.
Через полчаса он был дома, где уютно кипел чайник и шкворчала на сковородке полуночная яичница. Едва расплывшееся в широкой улыбке лицо Никанора Петровича показалось в дверном проёме, как всем сразу стало ясно: победа сегодня за ним. Ну а планы мирно покушать, запить чаем с конфеткой и завалиться спать откладываются на неопределенный срок. Стройнее будете.
Дождь не прекращался всю ночь. У Никанора Петровича радостно блестели глаза и нервно постукивала правая нога. Сезон охоты был в самом разгаре.
Вот бывает
Вот бывает, хочется сделать маникюр неопределенного цвета отливающего серебром как скафандр космонавта, надеть шерстяную черную водолазку и засесть на полдня в маленьком кафе за столиком у окна, с деловым видом достать ноутбук и громко клацать по клавишам длинными ногтями, изредка задумчиво поглядывая на бегущих куда-то по улице людей и отхлебывая из большой кружки уже остывший кофе. Исключительно бразильский, между прочим, с ароматом арахиса и вкусом карамели.
Сроки горят – через два дня сдавать, а ты никак не можешь дописать последнюю главу!
Уехать бы сейчас в домик на озере, в глуши Прованса. Чтобы теплый ветерок покачивал на окнах кружевные занавески, а ты бы размашисто писала на белых листах и вдохновенно комкала их и бросала в корзину для бумаг.
Потом, конечно, напечатать на свои деньги книгу и выставить ее в интернет-магазине. Стремительно ворваться на писательский Олимп и с трудом втиснуться там между Чеховым и Тургеневым, вещать оттуда о сложностях и превратностях писательской судьбы. Стать коучем и, слегка поддталкивая Антон Палыча локтем, бесконечно проводить писательские марафоны, челленджи, семинары и прямые эфиры.
Для развлечения читать "Улисса", (в оригинале, конечно же), а потом сидеть в три часа ночи на кухне и обсуждать типы психических расстройств на примерах властителей умов девятнадцатого века, незаметно экстраполировать их (расстройства, конечно же) на Блока и в пять утра уже читать по памяти "Незнакомку".
А потом хочется выучить итальянский, чтобы сотрясать руками горячий воздух где-нибудь на Сицилии, щёлкать пальцами, когда не можешь вспомнить нужное слово и красиво тянуть гласные: парлааааре. Обязательно носить шляпу с широкими полями: капеелло! и длинное платье в цветочек: вестииито!
Открыть маленький домашний ресторанчик, для своих, в пять утра идти на рыбный рынок и покупать самую свежую форель у Серджио, ставить тесто на пиццу, собирать в саду оливки и сердиться, что Федерика опять забыла купить артишоки. Мамма миа, да сколько можно!
Муж и трое детишек, тут же, конечно, суетятся, помогают, бегают между столами, стягивают так старательно натянутые без единого залома клетчатые скатерти и случайно разливают по полу запотевший графин холодной анаранчаты. Кричишь через весь зал мужу, копающемуся во дворе в моторе вашего старенького Фиата: " да забери их уже, купите джелато и пусть купаются в море до обеда", и вытираешь вспотевший лоб: до открытия полчаса, как бы все успеть, о, Мадонна!