Вот это поцелуй!

– Да, это факт. К несчастью, это факт. Но, видишь ли, когда ученик мне выдает что-то подобное… Ну, как ты сейчас… если он думает, что может симулировать работу и писать дерьмо, если он полагает, что литература не требует усилий, что литература не стоитвсех усилий, на которые только способен человек… Ну так вот, в этом случае я встаю без единого слова – слушай меня внимательно, – так вот, я хватаю его за шиворот – ты меня слушаешь? Хватаю за шиворот, швыряю всю его писанину в окно, а его выставляю за дверь. Все! Дело закрыто!

– Я все прекрасно понимаю, Фрэнк.

– Я готов посмеяться над многими вещами, ты меня знаешь. Но человек не может смеяться над всемна свете. Он должен сохранить для себя хотя бы что-то, пусть одно-единственное, за что можно держаться. Подумай над тем, что я тебе сказал.

Мэри-Джо, раздавая нам сэндвичи, несколько раз коснулась меня грудью. Я поискал глазами местечко, где мы могли бы заняться этим, попозже, если уж очень приспичит, но углядел только небольшую рощицу слева и полое дерево. И отметил, что этим укрытием можно воспользоваться только в случае крайней необходимости. Я открыл принесенные мной банки с пивом – я купил китайское, – правда, на лавку незадолго до того был совершен налет, у хозяина не осталось ни цента, и пока мы разбирались со сдачей, банки успели согреться.

– Продолжай пока делать записи. Заставляй себя марать бумагу. Это все равно что поднимать чугунные гири. Полезно для сердца.

– Да не беспокойся ты. Я не притворяюсь. Не беспокойся, Фрэнк.

– Вместо того чтобы валять по утрам дурака, поднимать все эти штуки, развивать бицепсы, ты бы лучше исписывал километры и километры бумаги…

– Я знаю одного парня, который так и делал. Целые рулоны изводил…

– Это единственно стоящая школа. Надо затратить чертову пропасть энергии! Тебе, Натан, придется ссать кровью, прежде чем ты сможешь написать одну-единственную страницу, хоть сколько-то достойную прочтения. Я предпочитаю не рассказывать тебе сказки.

– А я бы и не хотел, чтобы ты рассказывал мне сказки, Фрэнк. Я вовсе не этого от тебя жду.

– Ну что ж, похоже, мы прекрасно поняли друг друга. Слушай, что я тебе говорю, слушай, и не пожалеешь. В этом низменном мире я могу гордиться только одним… Полагаю, я имею право сказать, что я – хороший преподаватель.

Фрэнк приготовил вкусные сэндвичи. Салат из огурцов, который он сдобрил сметаной и уксусом, был вполне съедобен. В каком-то смысле я испытывал облегчение. Я тянул с этим разговором, сколько было можно. Но теперь он состоялся. Теперь я знал, на каком я свете. Он не стал обнимать меня за плечи, целовать, прижимать к груди, осыпая всевозможными комплиментами. Случись нечто подобное, думаю, я бы ему не поверил, но мне бы это было приятно. Вся проблема с писательством как раз в том, что в конце концов начинаешь во все это верить. Но здесь-то и скрыта ловушка.

Мэри-Джо щурилась, сидя на солнце. Она сказала, что знает лавчонку, где я покупал пиво, что у хозяина рак кожи, что он всегда ходит в гавайских рубашках и что в этом году его грабят уже в третий раз.

– Точно, – сказал я, глядя, как она теребит в руках ломтик ветчины.

– А знаешь, чем они ему угрожали? Базукой!

– Как и раньше! О, черт! Надо будет этим заняться!

Но я действительно недостаточно поработал над тем, что написал. Фрэнк был прав. Я не приложил необходимых усилий. Этого следовало ожидать. Увы, следовало… Мы тогда вели дело о банде вымогателей, угрожавших взорвать не то супермаркет, не то детский сад, я уж и не помню. Возвращался я домой поздно, а Крис ничего не готовила, зато проводила в гостиной митинги или собрания генеральной ассамблеи, так что я совершенно не находил времени, чтобы посвятить этой работе всю душу. Работать в спальне было не на чем, и я устраивался на кухне, но приходилось отодвигать стул и как попало собирать листки всякий раз, когда очередной фанатик являлся туда, чтобы открыть холодильник и выхлебать мое пиво или сожрать мой хлеб и масло, да еще и был недоволен, если сыра там уже не оставалось. Да, то времечко мало подходило для редактирования.

– Отговорки придумываешь? Смеешься, что ли? Время – это первое, что не должно идти в счет. Надо как монах в монастыре: простираться ниц и проводить ночи без сна в поисках нужной фразы. Нечего плести, что тебе не хватало времени или что тебя отвлекали. Я слышу этот вздор тысячу раз на дню.

– Ты прав, Фрэнк, но они действительнособирались взорвать бомбу. У нас были ужасные дни, Мэри-Джо может подтвердить, а тут еще наложилась история с этой женщиной, которая вообразила себя Унабомбером [22]и отправляла заминированные посылки всем своим любовникам. Помнишь? В начале весны мы продыху не знали! И знаешь, они собирались взорвать целый жилой квартал, вместе с людьми!

– А задавался ли ты вопросом, какой вред может причинить плохой писатель? А ведь плохих писателей десятки тысяч. Вот и посчитай…