Вот это поцелуй!

Пришлось высаживать бронированную дверь, носиться по лестницам, усмирять истеричных придурков, гасить подожженные матрасы, бегать по крышам, залезать в окна, искать «товар», запрятанный в самых неподходящих местах, и запихивать парней в полицейские фургоны. Мы вымотались до потери пульса. Один из этих кретинов отшвырнул меня с такой силой, что я упала и сильно ушибла плечо. К тому же завтрак так и остался у меня в желудке, и теперь там урчало.

– Это у тебя в животе такая музыка? – спросил Натан, но настроение у меня было отвратительное, так что я только посмотрела на него и ничего не ответила. Мы стояли в пробке.

Я подозревала, что он куда-то таскается каждую ночь. В последнее время он выглядел усталым, но мне было не до того. К тому же у меня возникло всего лишь смутное ощущение, я еще не испытывала настоящей тревоги.

Нам предстояло прочитать тонны протоколов допросов, провести долгие часы с глазу на глаз с худшими из этих ублюдков, которые будут плевать нам в лицо (а то и чего похуже), или орать прямо в ухо всякие гадости, или требовать адвоката. Я поставила машину во второй ряд перед комиссариатом и сделала Натану знак, что он может вылезти.

Он вышел из машины и наклонился к окошку, вопросительно подняв брови домиком.

– Я не хочу действовать тебе на нервы, – сказала я, – особенно своей утробной музыкой.

– Кончай нести чушь. Мы проторчим здесь до ночи. Перестань, Мэри-Джо.

Я смылась. Плечо у меня горело, словно к нему приложили раскаленную железку. Я заехала домой переодеться и с трудом сняла рубашку, еле смогла руку поднять. В почтовом ящике я обнаружила счет за электричество на тысячу триста двадцать пять чертовых евро и предложение заключить контракт на льготных условиях, чтобы антенна могла принимать дополнительно 256 каналов плюс пару тапочек и каскетку в подарок. Утром я не вымыла посуду. Теперь рисинки приклеились к тарелкам, увязнув в соусе карри, который высох на солнце и превратился в картон. Фрэнк не вынес мусорное ведро. Меня ждала куча грязного белья. Внизу Рамон слушал музыку дегенератов. Я едва успела сделать себе сэндвич, надо было бежать.

Я доела его в кампусе, в тени, под деревом, с которого облетали цветы. Наконец-то можно хоть немного посидеть спокойно. Австралийцы предоставили в мое распоряжение переносной столик и складное кресло, а за спиной воткнули палку с табличкой. Это был мой генеральный штаб, место встречи геев и лесбиянок. Но, к счастью, у меня был перерыв.

Я пришла, чтобы сцапать моего альбиноса, но у меня не было сил слоняться по коридорам с риском, что меня саму зажмет в углу какая-нибудь лесбиянка, у которой тяжело на душе. Я проглотила амфетамин, запила его полутора литрами минералки и теперь тихо сидела, млея от запахов: пахла обожженная солнцем листва, нагретая трава, пахла бумага, нa которой были отпечатаны листовки, пахли камни и кирпичи, из которых были построены здания, несколько часов раскалявшиеся под безоблачным небом. Я закрыла глаза.

– У меня кое-что есть, – сказала Рита, – как раз то, что тебе нужно. Я пользуюсь этим средством уже лет десять и очень редко обхожусь без него.

Это был какой-то гель, голубоватый, полупрозрачный, похожий на мою зубную пасту. На тюбике красовался улыбающийся мужчина с обнаженным торсом.

– Им пользуются профессиональные спортсмены, – сказала Рита, намазывая мне гелем плечо. – Вообще-то я занимаюсь не греко-римской борьбой, мы имеем право использовать подножки. Заглянула бы ты к нам на днях. По-моему, тебе будет интересно.

Он был холодный. Я немного напряглась, когда Рита расстегнула мне рубашку, и потом, когда она ко мне прикоснулась, когда ее рука ласково прошлась по моей коже и сжала плечо. Но теперь все было хорошо. Чем дольше она меня массировала, тем больше я расслаблялась. Я рассказала ей о том, что произошло утром.

– Я так несчастна от одной мысли о том, что он рано или поздно сделает меня несчастной.

– И сделает, можешь мне поверить. Нет больших лицемеров, чем мужчины-полицейские.

– Нет, я бы не сказала, что Натан – лицемер. Впрочем, результат тот же…

Рита думала, что совершила ту же ошибку. Дженнифер Бреннен была слишком хороша для нее. Она была слишком красива, и к тому же бисексуалки никогда не отличались верностью.

– Я так и не смогла заставить ее забыть о мужском члене, – вздохнула Рита, – знала, что так оно и будет, с самого первого дня, представь себе. С этим ничего нельзя было поделать. Пропащее дело! Таким если что втемяшится в голову… Загадка природы, сколько ни бьюсь, не могу разгадать. Может, ты мне объяснишь, а?

На башенных часах университета пробило пять, и тени на лужайке начали удлиняться, когда я вновь вернулась в этот мир. Рита оказалась такой болтушкой! Я получила право на второй сеанс массажа, жаловаться было не на что – с рукой стало полегче. Да и мне самой полегчало. Рита была мне симпатична. Мы договорились встретиться вечером и пойти в кино, но сначала зайти за Дереком.