Вот это поцелуй!

Правда, неожиданно – Рита и Дженнифер Бреннен? Если вдуматься, та еще штучка была эта девица. Отец действительно должен был рвать на себе волосы и кусать локти из-за нее. Когда дочь начинает ненавидеть отца – плохо дело, это я вам говорю.

Я заметила Фрэнка, выходившего из здания после занятий в окружении студентов. Он не стал ко мне подходить. Я следила за ним, раздавая листовки, и думала о том, что он неплохо устроился в этой жизни. Тут из здания вышел Мишель, тот самый альбинос.

Я избавилась от придурка, который жаловался, что его щипали за задницу в коридорах около гимнастического зала, и подначивал меня, чтобы я вмешалась. Наплевав на его насмешки, я удалилась, боясь потерять из виду альбиноса, – это было бы уж слишком, учитывая мою физическую подготовку и то, что сейчас объект слежки был для меня все равно что белый платочек, которым размахивают во мраке.

Он вошел в большой зал, где собравшиеся в группки люди о чем-то беседовали. Они всегда здесь собирались, чтобы обсудить дальнейшие действия. Как вернуть улицы народу, остановить поезда с ядерными отходами, расширить тротуары, отменить войны, убедить девушек не брить подмышки, как давать отпор полиции, бойкотировать торговые марки, пользоваться презервативами, обожать Папу Римского и бог весть что еще. Разброс тем был широк. Многие разглагольствовали, поставив ногу на стул. Молодежь рвалась в бой. Иногда я приходила сюда послушать их, а сейчас зашла в качестве полицейского по контактам с геями и лесбиянками, что служило мне пропуском и позволяло держать ушки на макушке, чтобы кое-что разузнать. Например, что к Дженнифер Бреннен здесь относились на удивление хорошо. Что война, которую она вела против своего отца, сделала из нее для многих икону, так что во время следующей демонстрации ее портрет понесут как знамя, а за ее смерть будут мстить.

Предстоящая демонстрация… Похоже, они не шутили. И полицейские со своей стороны начали обсуждать ее всерьез. Они готовились к худшему. И были правы, потому что с каждым разом дело принимало все более серьезный оборот. Здесь нельзя было допускать ошибок.

А подготовка шла весьма решительно. Разгорались яростные споры. Мой альбинос внимательно слушал тех и этих, одновременно поглядывая на девчонок; рот у него был приоткрыт, и вообще выглядел он немного придурковатым, тут я должна была согласиться с Ритой.

Я дождалась, пока он покинет зал. Вышла следом и ловким ударом с размаху (спасибо Рите, мое плечо теперь было как новенькое!) отправила парня в заросли лавра. Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что свидетелей поблизости нет, и сама нырнула в кусты.

Парень еще лежал на спине, на черной земле, и таращил красные глаза. «Он жутко возбудим, – говорила мне Рита. – Проходу мне не давал, я его убить была готова».

Когда я протянула ему руку, он отпрянул.

– Со мною Бог, – проблеял он, скорчив рожу.

– Что?

– Со мною Бог, – повторил он.

Я дала ему пощечину, потом помогла встать. К подобной тактике я прибегаю в тех случаях, когда не знаю толком, как себя вести.

– Мишель, милый, нам надо поговорить. Вот увидишь, все будет хорошо, – сказала я.

На шее у него болтались четки (пятнадцать десятков молитв «Богородица», и каждому десятку предшествует «Отче наш»). Половина лица у него стала ярко-алой. Он уставился на меня так, будто я была сам дьявол во плоти.

– Я всего лишь жена твоего преподавателя, – успокаивала я его. – По виду не скажешь, да. Ну, что ты об этом думаешь?

Теперь он корчил рожи, уставившись на мой значок, где был указан мой род деятельности: защитница геев, лесбиянок и прочих.

– Успокойся, Мишель. Написанному не всегда надо верить, как Евангелию. Это прикрытие. А ведь неплохо придумано, а, Мишель? Надо же, как тебя огорошило. Ну, посмотри на меня, неужто я действительно похожа на дуру, готовую мчаться на помощь всем этим больным, нет, ну скажи честно? Ты меня плохо знаешь. Я тоже их на дух не переношу. Это прикрытие. Тебе известно, что такое прикрытие?

«Ой-ой-ой! – подумала я. – Ну совершеннейший идиот!» Рита мне много чего про него порассказала, но я тогда решила, что она преувеличивает. Нет, полнейший кретин! Я начинала понимать, каково иметь дело с таким парнем, если он тебя преследует. Бедная Рита. У него был действительно безумный взгляд. Еще один спятивший на религиозной почве. К несчастью, их все больше и больше, и это меня пугает, потому что я не хочу, чтобы меня кто-нибудь придушил во сне.

Я указала ему на скамейку в стороне, стоявшую у низкой стены, увитой плющом, гладкие листья которого блестели, будто натертый паркет. Я села рядом с ним. От него пахло стиральным порошком.

– У тебя нет чего-нибудь пожевать? Умираю с голоду. Ну, не знаю, хоть батончик мюсли или еще что, не важно.