Вот и лето прошло...

— Пап, — влез Лешка, — да пусть дед женится на ком хочет…

— Молчать! — взвился Паша. — Ты можешь помолчать, когда отец разговаривает?

— А ты чего на пацана шумишь дело не по делу? — вступился за внука дед.

— Я ему отец! — заявил Паша.

— А я тебе отец! — вскипел Алексей Павлович.

Люся слушала, слушала их прения, а потом схватила с тумбочки какую-то склянку и грохнула о пол — вдребезги. Мужчины испуганно притихли. А она вымолвила грозно:

— Ну ладно, Луковы! Ладно, отцы и деды! Я вам устрою, я вам… Я дочку рожу!

Мужчины глазели на нее, не соображая, пугаться или радоваться столь неожиданной угрозе.

А в окне палаты появилась Машка. Появилась, как всегда, неслышно. Просто какое-то очаровательное юное виденье. Все изумленно уставились на нее. Только Лешка сказал спокойно, будто ждал явления этого видения.

— Мам, понимаешь, у нас с Машей одно очень важное дело. Надо обсудить…

Машка все так же молча перемахнула через подоконник, вручила Лешке большое красное яблоко, подхватила его под здоровую руку, а загипсованную Лешка гордо держал перед собой, и они в мгновение ока исчезли из палаты.

Взрослые только переглянулись. Алексей Павлович — с улыбкой, Люся — с грустноватым пониманием, Паша — с полным недоумением. Более подробно обменяться впечатлениями они не смогли: дверь палаты распахнулась и стремительно вошла в наброшенном белом халате Вера Сергеевна Попова.

Алексей Павлович обомлел. А Люся бросилась расспрашивать:

— Доктор, как они? Опасность миновала? Когда им можно домой?

Попова отвечала своим привычным начальственным тоном:

— Ничего узнать невозможно! Безобразие, дежурного врача нет на месте!

— Врача? — удивилась Люся. — А вы…

Попова не ответила Люсе. И вообще не смотрела на нее. Вера Сергеевна смотрела на Алексея Павловича. Подошла к нему, достала из-под наброшенного на плечи халата и неловко протянула ему букетик цветов.

Люсе больше ничего не надо было объяснять. Люся шагнула к мужу и подала ему костыли.

— Пойдем, Паша, пойдем…

— К-куда? — опешил он.

— Ты же слышал, надо найти дежурного врача, срочно надо найти!

И бедный Паша, выставив вперед гипсовую ногу и неумело орудуя костылями, поковылял за женой из палаты. К чести Люси надо отметить, что она даже не оглянулась, не бросила любопытствующего взгляда на неожиданную гостью. А ведь как хотелось!..

Алексей Павлович и Вера Сергеевна остались в палате одни. Он встал с кровати перед ней навытяжку, сияя очами и прижимая к груди гипсовую руку, словно в немой мольбе. А она, наоборот, опустилась на стул и сказала уже не начальственно, а устало:

— Вы опять что-то выкинули… Как маленький, честное слово…

— Да, конечно! — радостно согласился он. — А вам спасибо, что пришли! Огромное вам спасибо!

— За что? Просто когда я узнала, я… — голос ее дрогнул, — я испугалась!

Алексей Павлович был чрезвычайно растроган.

— Испугались? Из-за меня-то, старого болвана? Нет, вы женщина просто замечательная!

Попова была смущена его порывом, попробовала отшутиться:

— Да-да, помню — «женщина в самом соку»…

— Ну вот! — огорчился он. — Я ж говорил, вы меня за те слова простите, извините!

— Ничего, ничего, я все забыла.

— Ну да, такое забудешь! Это ж надо, это ж додуматься сморозить, что вы в самом соку!

Лицо Поповой напряглось и замкнулось. Но он этого не заметил. Как тот крыловский медведь, что из желания услужить прихлопнул муху на лбу булыжником, так и он в страстном порыве замолить былые грехи не замечал смену ее настроения и грешил по-новому, еще более тяжко!

— Да, поделом вы мне тогда врезали, поделом! Я понимаю, комплимент комплиментом, но каково про это… в самом соку… выслушивать в ваши годы…

— Прощайте! — оборвала Попова.

Встала и пошла к выходу. А он все еще ничего не понимал.

— Куда же вы? Посидели бы…

— Некогда. Мне на работу пора. — И добавила едко: — Несмотря на годы!

Только тогда Алексей Павлович так хлопнул себя по темени, что это вполне могло стать причиной новой травмы.

— Ох! Я ж не то имел в виду!

Она, не отвечая, пошла к двери. Он шустро опередил ее и закрыл дверь собой.

— Не пущу! Я так ждал, что вы придете… То есть я так надеялся! И вы пришли, но ушли… то есть уходите… Не пущу! И ничего вы со мной не сделаете!

— Это еще почему?

— А потому… потому что вы сами сказали: у меня некоординированный контроль над собой!

Он выпалил этот сомнительный диагноз с такой отчаянной гордостью, будто называл свою ученую степень. Она хотела еще более разгневаться, но вместо этого почему-то улыбнулась. Чуть-чуть, но все-таки улыбнулась. Он обрадовался такому, пусть крошечному, сдвигу и тоже улыбнулся неуверенно. Она ответила ему уже более открытой улыбкой. А он в ответ совершенно счастливо расцвел.

Так они стояли и без слов улыбались — два немолодых человека, нашедшие друг друга.

А потом позади него отворилась дверь палаты и так двинула по локтю гипсовой руки, что он буквально взвыл от боли:

— У-у-о-ой!

В дверь заглянула нянечка с подносом и стаканами. И поинтересовалась любезно:

— Кефир будете?

ЭПИЛОГ