Вот и лето прошло...

Описание гимнастики йогов. Отличные ребята эти йоги. Время от времени они проверяют свои взгляды на жизнь, становясь с ног на голову. Это дает им возможность увидеть многие вещи повернутыми с головы на ноги.

С йогами связана моя красивая мечта — делать зарядку. Кто-то из классиков-юмористов сказал: «Самое легкое дело на свете — бросить курить. Лично я бросал семьдесят два раза». Классиков я уважаю. Но все же мне кажется, что самое легкое — начать делать зарядку. Лично я начинал сто сорок четыре раза. Начну и в Новом году. По традиции. Но наши прославленные тяжелоатлеты могут спать спокойно.

Я всегда с волнением ожидаю минуту, когда на столе останется последний предмет. Куда он отправится? В новый год? Или в корзину?

Сегодня последним остался обломок сигареты. Я просто закуриваю.

Потом я открываю шампанское. Наполняю бокал. Подхожу к окну. Тихонько чокаюсь о стекло со всеми, кто идет по улице.

Таинственно звенит хрусталь…

С Новым годом!

* * *

Впрочем, до Нового года еще оставалось немало дней, когда мужчины семейства Луковых совершили свой первый выход — старшие на работу, младший в школу. Прошло время, исчезли гипс и повязки. Отлежали они свое в больнице, отсидели положенное дома. Настал день, когда Люся, по известной семейной традиции, напутственно помахала с балкона, и трое Луковых отправились знакомой дорогой.

На заснеженном пустыре они остановились у резного дома.

— Стоит он, родимый, стоит! — растроганно сказал Алексей Павлович. — А знаете, ребята, когда меня к ангелам понесло, так я лечу и, не поверите, одно думаю: неужто достала — не меня, а его достала через столько лет война проклятая!

— Слабо́ ей, батя, — сказал Паша так гордо, словно в этом была его персональная заслуга.

А Лешка предположил:

— Он, наверно, как в сказке — в воде не тонет, в огне не горит!

— Сказка сказкой, — возразил Алексей Павлович, — а он-то наяву, вот он, рядышком, и живой стоит.

— И при детях наших будет стоять, — заверил Паша.

— Да что дети, он и при внуках будет стоять! — уточнил Лешка.

Его исторический оптимизм был одобрен улыбками отца и деда.

И Луковы пошли дальше — через пустырь, к парку, по центральной аллее. Лешка взмахнул рукой и повернул налево. На следующем повороте ушел Паша. А затем и Алексей Павлович свернул на тропинку, зажатую меж кустов.

Вскоре позади него появился знакомый розовощекий бегун. Даже еще более розовощекий от утреннего морозца. Ритмично испуская изо рта белые облачка пара, он послал традиционный доброжелательно-предупредительный клич:

— Дорогу, папаша!

Алексей Павлович привычно сошел с дорожки, прижался к кустам. Бегун, приближаясь, благодарно улыбнулся:

— Спасибо, дедуля!

Но вдруг у Алексея Павловича зачесалась переносица. Да-да, он вновь ощутил тот самый необъяснимый феномен и неотвратимый симптом, бороться с которым было бесполезно. В глазах его зажегся упрямый — пожалуй, даже слегка безумный — огонек. Алексей Павлович — будто его бес толкнул в бок! — ступил на дорожку и пошел своим путем.

Это показалось бегуну забавным, он засмеялся.

— Что, дедуля, посоревнуемся?

И легко настиг Алексея Павловича. Но обойти его не мог из-за кустов. Бегун дышал в спину Алексею Павловичу, а тот даже не обернулся, только прибавил шаг.

— Дорогу! — бегун уже был раздосадован.

Его идеальный ритм движения сбивался неожиданной и нелепой помехой.

— Дорогу давай, дед!

И тогда Алексей Павлович побежал.

Бегун притормозил от изумления. Потом рванул за ним.

Двое бежали по дорожке. И если у молодого лицо как-то посерело и даже постарело от раздражения, то лицо старого, наоборот, засветилось отчаянным азартом молодости. Он летел вперед и вперед, сбросив груз лет и бед, словно несла его на своих крыльях неведомая живая сила.

И бегун дрогнул. Остановился, повертел общеизвестным манером палец у виска. Свернул на боковую дорожку.

Но Алексей Павлович этого не видел. Он бежал, бежал, бежал, не оглядываясь, не утирая пот, задыхаясь, но улыбаясь — улыбкой счастливой и молодой…