— А почему это я должна волноваться? — пожала плечами Ирина.
Вера еще чуть помедлила и сказала.
— Понимаешь, Ира, было одно объявление… Он сам из Риги, инженер. И он описал свою мечту…
— Которую ищет всю сознательную жизнь? — поинтересовалась Ирина.
— Да, он так и написал… Откуда ты знаешь?
— А что еще могут написать эти чокнутые!
— Не надо, Ира… Ты только послушай. Он написал про свою мечту всё — возраст и характер, рост и фигуру, образование и привычки…
— Зачем ты мне рассказываешь?
Ирина хотела встать, но Вера удержала ее за плечи.
— Подожди, Ирочка! Я рассказываю потому, что всё это… ну и характер, и внешность, и привычки… всё это — ты.
Ирина резко расхохоталась и так же резко оборвала смех.
— Нет, ты точно ненормальная! Ты думаешь, я себе позволю…
— Ирина! — Вера заговорила быстро-быстро, чтобы подруга не успела ее перебить. — Я ему написала и послала твою фотографию, и он ответил, что да, ты — как раз мечта его жизни, да-да, именно мечта, и он сегодня прилетел из Риги, и через час он придет сюда!
Ирина оцепенела. Сидела глядя прямо перед собой. Вера даже забеспокоилась.
— Ира, ты что?.. Что с тобой, Ирочка?
— Ты… ты… — начала осевшим голосом Ирина и вдруг закричала: — Ты зачем отдала в чистку мое финское платье?! Сколько раз тебе твердить: финское я стираю сама!
И снова гремел Свадебный марш.
И снова знакомой аллеей, только на этот раз заснеженной и окаймленной деревьями в инее, покидала общежитие новая пара: Ирина и блондинистый рыжеусый жених из Риги. Щеки жениха и двух его дружек — таких же рыжеусых блондинов — пылали здоровым румянцем, то ли от крепкого мороза, то ли от принятых против него не менее крепких средств. Наверно, всё же — от второго, потому что и невеста Ирина, растеряв былую чопорность, что-то уж больно весело хохотала и поводила плечами, все пытаясь сбросить накинутую на свадебное платье шубку Однако жених с неизменной прибалтийской галантностью каждый раз успевал подхватить шубку до того, как она упадет на снег, и набросить ее, согревая плечи невесты.
И снова махали им вслед из всех окон всех пяти этажей общежития. И снова были прощальные объятия, последние поцелуи, отъезд машин.
И снова дольше всех стояла и глядела им вслед Вера…
Весна пришла ранняя — солнечная и зеленая.
Голубело небо, чирикали птички, звенели ручьи, быстро подсыхал на солнышке асфальт. Все радовало глаз весной, особенно — женщины. Казалось, в один день, как по команде, они сбросили зимние — что ни говорите, а довольно однообразно-серые — одежды и перешли на «весеннюю форму» — разноцветную, веселую, яркую. Тяжелую поступь зимних сапог сменил легкий цокот каблучков, водопады волос, выбившись из-под зимних шапок и платков, заструились по плечам Женщины стали как-то стройнее, стремительнее, воздушнее, что ли.
И еще порадовало этой весной небывалое событие — можно сказать, чудо природы: выполнение строителями принятых на себя обязательств. Можете, конечно, не верить, но обещали они сдать новое общежитие — и сдали.
Ну не совсем сдали, естественно. Еще заканчивались отделочные работы, еще утюжили двор бульдозеры, еще поднимали лебедкой на крышу битум для перекрытия. Но основной строительный кран уже не торчал журавлем, а лежал на боку, готовый к разборке и перевозке на новое место, ибо здесь он свое дело уже сделал: новая шестнадцатиэтажная башня сверкала на солнце стеклом и алюминием оконных переплетов.
А внутри здания шел весенний воскресник. Жильцы старых общежитий, мужского и женского, трудились, чтобы ускорить въезд в свой новый, теперь уже общий, дом.
Вера с подругами мыла окна на верхнем этаже, откуда был виден весь город.
— Красотища! — восхищалась Милочка, но и пугалась: — Только я пониже попрошусь, тут голова кружится — страшное дело!
— Теперь в комнатах по двое будем жить — тоска… — сказала чернявая молоденькая девчоночка. — Одна куда-то ушла — так и потрепаться не с кем.
— Нет, по двое хорошо, — возразила женщина постарше. — А еще говорят, ветеранкам, что по десять лет на комбинате, вообще на одного давать будут. Вера, не слыхала такое?
Вера промолчала. А Лаптева незамедлительно встряла в разговор:
— А Верке что? Ей к лету квартиру дадут. Железно!
Вера опять ничего не сказала, терла и терла себе тряпкой оконное стекло.
Двое парней в линялых солдатских гимнастерках подвешивали светильники в коридорах и комнатах. Заявились они и сюда со своей стремянкой.
— Салют, соседки! — сказал один.
— Кому сосед, а кому — привет! — с ходу отбрила его Лаптева. — Мы рыжих в гости не приглашаем!
— А мы к рыжим и приглашенные не ходим! — столь же быстро парировал он.
Заметим при этом, что ни он, ни Лаптева рыжими не были — оба вполне натуральные брюнеты.
Второй парень, взбираясь по стремянке, сказал:
— Жалко, ты, Вера, сватать народ перестала. Тебе бы в общем доме такой фронт работ!
— И без меня справляетесь. Вчера три свадьбы играли.
Вера улыбнулась, но улыбка вышла не очень веселая.