Вот и свела нас судьба (детство в серых тонах)… (СИ)

Вот что порадовало, крестьяне к нам прислушались. Бурьян у своих участков они убрали сразу же. А отданная им наша земля, уже вспаханная, отводилась под озимую рожь. Она у нас лучше всего и росла. Чтобы повысить плодородие земли, раз нет навоза, мы с тётей Ариной, точнее, я, посоветовали ещё и завезти на поля хотя бы понемногу торфа, песка и известняка. Всё равно ведь перед посевом, чтобы прибить сорняки, ещё раз придётся вспахать. Да и сами сорняки и разную ненужную траву можно сгноить и запросто в навоз превратить. Просто надо в кучи добавить немного навоза и земли, и быстрее сгниёт. Можно и торфа, и побольше.

А так, крестьяне были довольны. Вроде, они и об отце не так уж плохо отзывлись. По сравнению с другими помещиками у нас в округе, он выглядел добрейшим барином. И при «освобождении» князь Павел постарался не слишком обделить крестьян. Конечно, обидел отец тётю Вассу, подло с ней поступил. Я уж, было, думал, что и другие такие женщины объявятся, но пока никого не было.

А вот мою мать и сестёр крестьяне, можно сказать, любили и очень жалели. Мне их дети все разговоры о них всё без утайки и передали. И уважение к княгине Софье перешло уже на тётю Арину. Хотя, она и сама ничем плохим не успела прославиться. Вообще, и моя бабушка, княгиня Агнесса, хоть и немка, оставила у крестьян добрейшую память. И её тоже сильно жалели. Несмотря на как бы и высокое положение, не такая уж лёгкая и безоблачная жизнь у неё получилась. И умерла довольно молодой.

Кстати, и меня наши крестьяне за стрельбу не особо осуждали. Оказывается, наглый богач и его сын успели достать и их. Хоть как бы и крестьянского происхождения, кулаки и есть. Тоже кровопийцы и ничем не лучше помещиков. Да они, если уж подумать, намного хуже моего отца. Вообще безжалостно обирали как бы таких же крестьян. Буржуи новоделанные хреновы!

Что делать, придётся мне рассчитываться за отца. Зато у меня теперь и родная душа появилась! Я был готов, образно говоря, носить Александру на руках! Она оказалась очень способной: и грамота давалась ей довольно легко, и голос у неё оказался звонкий, а ещё она была трудолюбивой и старательной мастерицей. Как раз тёте Арине такой помощницы не хватало. Мы привезли швейную машину с собой и даже решили оставить её в имении. Всё равно купим в Петербурге новые машины, наверное, и пару. И для имения ещё одна была уже и заказана знакомому купцу управляющего. Так как Александру мы заберём в Петербург, то тётя пока усиленно учила работать на машине Агафью Николаевну и Светлану. А ещё и тётю Вассу и Ульяну. Тоже ведь старательные. Машины им и оставались.

Через неделю после пуска мельницы нас навестил становой пристав, конечно, вместе с парой стражников. Изменения в имении его впечатлели. Чуть лучше и уютнее стало. Конечно, он уже имел о нас больше сведений. Да и постройка мельницы и ремонт имения лучше всего говорили, что мы достойные хозяева. Заодно пристав вернул мне револьвер. Оказалось, что в уезде, скорее, и выше, решили, что ничего противоправного я всё-таки не совершил. Короче, просто защищал честь семьи. Ничего, мы приняли полицейских тепло и даже накрыли небольшой стол. Было и музицирование. «Ты неси меня, река» в моём исполнении им понравилась. Я ещё и сказал, что как бы в честь Волхова. Пристав не преминул пообщаться и с Александрой. Моя сестра, уже принаряженная даже в одежду нового фасона и неплохо усвоившая показанные тётей Ариной манеры, произвела на всех сильное впечатление. А когда она спела «Тонкую рябину», да так красиво, то я и сам сильно восхитился. Да, наша кровь! И тут у меня промелькнула одна важная мысль! Точно! Если ничего у нас в Российской империи с её дворянством не получится, то попробую это сделать в Германской империи! Будет фрайфрау фон Либендорф! Как бабушка Агнесса. Мы же, ага, фольксдойчи!

А так, жизнь в имении у нас наладилась. В дела управляющего я пока не особо вмешивался. На это хватало и тёти Арины. У меня много времени уходило на огород и свои мальчишеские занятия. В свободное время мы, то есть, вся детвора в имении, довольно много, раз только и требовалось перейти через пруд по плотине, навещали близлежащие луг и лес, собирая там разные травы, особенно ивовую и дубовую кору, само собой, ягоды и грибы. В общем, всё то, что можно было употребить в пищу и применить в лекарственных целях. Так я познакомился с женой нашего мельника Матрёной. Оказалась, что она являлась травницей и знахаркой, да ещё и повивальной бабкой. Ведь у нас в округе никаких больниц и родильных домов не имелось. Хоть даже одного доктора и фельдшера. Что делать, глушь. Она, хоть и удивлялась причудам барчука, но и ей хоть какие-то копейки за продаваемые мне лекарственные травы не были в лишку. Я, вообще-то, и не жадничал. Для Петербурга и на зиму много чего лекарственного требовалось. Нынешняя медицина, по сравнению с той, что выдавала моя память, и близко не стояла.