Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света?

Историк фантастического жанра, преподаватель британской литературы, большой любитель пошутить в твиттере и автор шестидесяти книг (как самодостаточных, так и пародийных – тут стоит отметить «Дракона с татуировкой девушки» хотя бы потому, что до такого додумается не каждый), англичанин Адам Робертс – идеальный кандидат для написания путеводителя по нашим мрачным представлениям о заключительной серии последнего сезона. Сам Робертс неоднократно заступал на эту безрадостную территорию. В его «Стене» (2001) человечество переживает не лучшие времена после неудачного эксперимента: гравитационное поле Земли изменилось, и большинство населения смело в космос, а для немногих выживших поверхность планеты стала непреодолимой преградой, буквально вдоль которой разворачиваются события тех самых «новых темных веков». «Снег» (2004) апеллирует к одному из сценариев экологической катастрофы, напоминающей пошедшую наперекосяк рождественскую сказку из рекламы кока-колы: планету заметает бесконечной снежной бурей, сугробы закрывают улицы, машины, мосты, телеграфные столбы; вскоре и небоскребы тонут в удушающих ледяных объятиях. В «Обломке» («Splinter Thoughts», 2007), своеобразном парафразе «Гектора Сервадака» Жюля Верна, Земля раскалывается от удара кометы – одна из частей продолжает дрейфовать по Вселенной, каким-то чудом сохранив атмосферу и былую силу притяжения. Оставшиеся в живых не хотят признавать очевидного и продолжают верить в шарообразность небесного тела под своими ногами. В пояснительной записке на своем сайте Робертс так характеризует замысел книги: «Это метафора того, что миру может прийти конец, а мы можем даже не понять этого. Безусловно, мы не сможем не заметить этого совсем (в конце концов, это же апокалипсис!), но в то же время мы не сможем быть полностью в этом уверены. Это длинный переходный период, в течение которого к нам постепенно будет приходить осознание, что с нами произошло нечто непоправимое». Что ж, если в умышленно странном «Обломке» и есть что-то реалистическое – то только это предположение.

* * *

По Робертсу, сюжет о конце света – рабочая лошадка научной фантастики. При этом ее не стоит рассматривать как андеграунд «большой литературы», скорее наоборот. В интервью изданию Factor Daily Робертс на вопрос о непризнанности сай-фая пуристами от литературы заявил за себя и за всех своих коллег «мы выигрываем эту войну» и был совершенно прав: в том или ином виде она присутствует в каждом втором современном мифе – их, впрочем, чаще называют франшизами.

Кроме того, научная фантастика подогревает тревогу об упущенных возможностях: после всех описаний изобретения эликсира бессмертия, позволяющего жить без скафандра в открытом космосе, наноаугментации, межгалактических путешествий через гудящие червоточины, да и всех прочих спейс-голубей, нестерпимо стыдно за лишенный всего этого 2021 год, с другой – как будто ждать осталось недолго, нужно совсем еще немного протянуть.

* * *

Мысль о том, что конца света ждали уже не раз, странным образом успокаивает. Большинство таких сюжетов выходят из мифов дописьменных времен – представление об Армагеддоне религиозно per se, как справедливо указывает Робертс. Но если обратиться к характерному для научной фантастики первой половины XX века технооптимизму (и сегодня тоже встречающемуся – но больше в публичной риторике IT-корпораций), то и там мы увидим то же самое. Представление о «золотом веке» глубоко мифологично: бессмертие для каждого, полное искоренение насилия, стертые границы между особенностями абсолютно всех людей схожи с верой в благодушных львов, что кормились травой в Эдеме. Собственно, наше неверие в лучший мир и содержит в себе упоение мыслью о том, что человечество получит сполна за свою глупость и бессердечность, – даже в прагматических разговорах о будущем окружающей среды нет-нет, да мелькает мистическое чувство вины за содеянное прошлыми поколениями. Ужасный конец или ужас без конца – исчезновение всей жизни на планете в одно мгновение кому-то может представляться вполне справедливым финалом.

* * *