Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света?

Но даже если ты остался не один — это немногим лучше. Оплакивая гибель человечества, группы выживших беспомощно наблюдают за тем, как их товарищи один за другим заражаются и медленно умирают. Фильм «Зараженная» (режиссер Генри Хобсон, 2015) — не самая известная картина с Арнольдом Шварценеггером, но одна из самых интересных. В фильме рассказывается о пандемии болезни, называемой некроамбулизм (еще одна попытка отойти от клише зомби-фильмов, опирающаяся при этом на их символическую силу), которая разрушила общество. Дочь Арни по имени Мэгги кусает зомби, и он беспомощно наблюдает, как она постепенно превращается в монстра. Поначалу, несмотря на очевидные страшные изменения (в одном эпизоде она просыпается среди ночи из-за червей, копошащихся в ране на ее руке), она ведет себя более-менее нормально. Но исцеление невозможно, и они оба знают, что, когда Мэгги окончательно превратится в зомби, отцу придется найти в себе силы убить ее. Это исследование горя из-за неизбежной утраты трогает до глубины души. Такие эмоции находят мощный отклик в душе всякого, кто пережил смерть родных и близких от неизлечимой болезни. Напоминая о нашей смертности, зомби также заставляют нас вспомнить о физической ограниченности наших тел. Они отражают наше отвращение к дряхлению и неизбежному увяданию нашей плоти. Ведь мы разрушаемся постоянно, и немощь наших тел дает о себе знать задолго до смерти. При этом зомби вызывают у нас еще один страх: глядя на них, мы осознаем, что после смерти наши тела будут разлагаться. Все это отражает один из уникальных аспектов нашего отношения к собственной телесности. Есть то, чем мы являемся — храбрыми, умными, любопытными, любящими, ленивыми и т. д., а есть то, что мы имеем — например, одежду или книги. При этом наше тело одновременно принадлежит к обеим этим категориям: мы имеем наше тело, но и являемся им. Особое место, которое телесные страхи занимают в культуре человечества, отражает именно это странное сочетание обладания и существования. С одной стороны, наши тела звероподобны, подвержены болезням и старению, чего мы очень хотели бы избежать. С другой стороны, если бы наша жизнь ограничивалась только нашим сознанием, это было бы стерильное, бессодержательное существование — жизнь хороша тем, что мы живем в реальном мире, осознавая при этом всю чувственную роскошь обладания своим телом[52]. И хотя мы часто думаем, что наше сознание — это и есть «мы», для многих тело остается основной частью идентичности, и сама мысль о том, что когда-нибудь оно будет гнить в земле, отвратительна. Размышления о том, что происходит с телом после смерти, занимали человечество тысячелетиями. Многие похоронные ритуалы связаны с выражением чувства горя, но в них также немало внимания уделяется тому, что произойдет с телом дальше. Древние египтяне, например, верили, что тело обязательно понадобится человеку в следующей жизни, и поэтому придумали сложнейший процесс мумификации. В новейшее время все еще изредка применяются процедуры сохранения тел, хотя многие теперь предпочитают медленному разложению быструю кремацию. Образы зомби очень точно отражают эти страхи послесмертия: при всем отвращении мы должны бороться с гниющими телами, восставшими из могил. Мы настолько напуганы знанием о том, что с самого рождения наши тела встали на путь, который закончится тленом, что некоторые из нас прибегают к сложным и неимоверно дорогим медицинским, в том числе хирургическим, процедурам, лишь бы отсрочить признаки старения и создать иллюзию того, что тело не дряхлеет и остается вечно юным. Мы знаем, как это происходит: в определенный момент истерическое отрицание неминуемой судьбы становится все более нетерпимым и остервенелым. Но с ней приходится смириться. Время не остановить. Хуже того: возможно, наш интерес к зомби проистекает не столько из страха смерти, сколько из страха того, что мы не умрем, что нам никогда не вырваться из наших тел и что после смерти мы не перенесемся в мир духов и не прекратим существовать, а так и будем жить дальше и наши души будут разлагаться вместе с нашими телами. Вот что действительно ужасно. Видимо, эти страхи отчасти связаны с теми разнообразными унижениями, которые нам приходится испытывать по мере старения. Мы все еще управляем своими умственными способностями, но остаемся в собственном теле, которое разрушается прямо на глазах. Или наши тела почти в полном порядке, но зато разумом постепенно завладевает деменция. Наблюдать за этим постепенным и неизбежным переходом в состояние зомби — ужасный опыт, который переживают миллионы сиделок и родственников, ухаживающих за пожилыми людьми с болезнью Альцгеймера.

И безумие, и разложение тел зомби прямо отражают наш страх старения. В историях о людях, наблюдающих превращение родных и близких в неузнаваемых монстров, персонажи часто задаются вопросом: а осталось ли в этом существе хоть что-то от прежнего человека? Иными словами, когда наш разум и тело в итоге предадут нас, останемся ли мы самими собой?