Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света?

Я хочу сказать, что эпидемии играют двойную роль в нашей жизни: реальную и воображаемую — и именно последняя подчас связана с сюжетом о конце света. В то время как наше столкновение с болезнью может быть ужасно и даже смертельно, в самой природе апокалиптических фантазий заложен перенос личного на всеобщее. Другой элемент вымысла, который мы приписываем пандемиям, — это смысл, то есть ощущение, что у них есть цель, что они не просто случайность. Когда во время Пелопоннесской войны болезнь поразила лишь афинян, современники сделали вывод, что боги разгневались именно на них, а когда ВИЧ впервые обнаружили среди геев, некоторые решили, что гомосексуалы прогневали бога. Оба утверждения неверны: ВИЧ распространяется как ему заблагорассудится, ему плевать на вашу сексуальную ориентацию. Тем не менее, когда речь идет о наших страданиях, мы хотим, чтобы они что-то означали. Нам не нравится произвольность. Мы хотим понять, почему так происходит, чтобы справиться — или хотя бы попробовать — с бедой. И по иррациональным причинам мы всегда предпочтем безликому врагу противника, у которого есть лицо. Нам хочется ощущать, что мы можем дать ему отпор, даже если это невозможно, — как те люди, что палят из ружей в ураган, надвигающийся на их дома. Похоже, те, кто утверждает, что коронавирус — экспериментальное биологическое оружие Китая[57], вышедшее из-под контроля, испытывают ровно такое желание — приписать вирусу смысл.

Другой пример — сторонники Дональда Трампа, которые верят, что пандемия — результат заговора «глубинного государства»[58], готового пожертвовать миллионами жизней, чтобы сорвать переизбрание их президента[59]. Козни злых сил для них служат куда более обнадеживающим объяснением, нежели слепой случай, — ведь разгневанные боги лучше, чем их отсутствие.

Однако эта мысль ошибочна — ведь у инфекции нет смысла. Бактерии и вирусы распространяются где только могут, и это наш сверхглобализованный мир обеспечивает им пути, впрочем, как и средства борьбы с ними. В связи с пандемией коронавируса все мы усвоили (благо о том постоянно твердили эксперты), что нужно часто мыть руки, не трогать лицо и соблюдать социальную дистанцию там, где это возможно. Однако представление о происходящем как о чистой случайности не слишком греет сердца людей. Они предпочитают считать, что существует некий план. «Знаешь, что я заметил? — спрашивает Джокер в фильме Кристофера Нолана „Темный рыцарь“ (2008). — Никто не впадает в панику, когда все идет „согласно плану“ <…> даже если план чудовищен». Это не слишком лестно для нас, но так и есть. Ведь какая у нас альтернатива? Анархия по Джокеру?

Потребность найти в инфекции смысл наиболее наглядно отражена в описаниях множества эпидемий, которые насылают на человечество авторы научной фантастикий. В жуткой и потрясающей новелле Элис Шелдон «Эффективное решение» («The Screwfly Solution», 1977) новая инфекция заставляет мужчин массово убивать женщин. В финале мы узнаем, что нейроинфекцию занесли инопланетяне для того, чтобы занять Землю после самоистребления людей, — такой вот апокалипсис в результате планового заражения. В рассказе Г. Ф. Лавкрафта «Цвет из иных миров» (1927) на Землю прибывает метеорит с инфекцией, которая сводит людей с ума[60]. В других историях виновником угрожающей миру эпидемии выступает еще один излюбленный персонаж научной фантастики — сумасшедший ученый. Экорадикал из фильма «Дьявольский микроб» (1965) заражает себя, чтобы стать переносчиком смертоносной болезни и таким образом уничтожить весь мир. В романе Фрэнка Герберта «Белая чума» (1982) ученый-генетик, обезумевший после гибели своей семьи, создает патоген, убивающий только женщин. По другую сторону гендерного барьера — феминистский шедевр Джоанны Расс «Женоподобный мужчина» («The Female Man», 1975), предлагающий альтернативную версию будущего, где вирус уничтожает исключительно мужчин. В финале есть намек на то, что зараза — дело рук ученой, которую достал патриархат. Аналогичным образом десятки фильмов о зомби начинаются с того, что ученый-изгой заражает население генно-модифицированным вирусом[61].

Поиск смысла пандемии настолько характерен для современной культуры, что в компьютерной игре Plague Inc. (2012) игрок выступает не в роли врача, пытающегося остановить распространение болезни, а в роли нее самой. Задача игрока — помочь инфекции уничтожить жизнь на Земле. В механике Plague Inc. используется сложный и реалистичный набор переменных, симулирующий распространение заразы и моделирующий убедительную версию современного взаимосвязанного мира. Если созданный вами возбудитель инфекции будет чересчур вирулентным, люди умрут еще до того, как передадут его, а если слишком слабым — они выработают иммунитет или же фармакологи успеют изобрести лекарство. Продажи, превысившие 85 миллионов экземпляров игры, позволяют предположить, что существует изрядное число людей, которым было бы интересно добавить черную оспу в The Sims[62] или сифилис в «Цивилизацию» Сида Мейера.