Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света?

В Dark Souls вы играете за персонажа, который перемещается в огромном, тщательно разработанном полуразрушенном мире готического фэнтези. У этого мира несколько связанных между собой параллельных реальностей, но все они в той или иной степени лежат в руинах, обожжены огнем или заброшены. При этом если во множестве других приключенческих игр «от первого лица» возбуждение игрока поддерживается быстро меняющейся, активно развивающейся и зачастую насыщенной красками средой, мир Dark Souls беспросветно мрачен, суров и плохо освещен. Все вокруг пепельно-серое. В игре скудный саундтрек, лишь иногда на заднем фоне звучит невеселая оркестровая музыка. Все остальные звуки — это шаги самого игрока, эхом отражающиеся от полуразрушенных стен замков и угрюмых ущелий, да разве что еще бряцание оружия, вонзающегося в плоть. Визуальное решение игры можно назвать красивым, хотя это скорее красота мрака и упадка. Но особенно зачаровывает очевидная неизбывность этого придуманного мира — мощная и часто отвратительная смесь разрухи и явного убожества. Если в игре и появляется хоть какая-то жизнь, так это когда враг превращается из рыцаря в огромное мерзкое существо со щупальцами, в своего рода апогей уродства. В игре есть несколько сюжетов, но основная дилемма состоит в том, стоит ли попытаться возродить мир или лучше встать на сторону Темного охотника Кааса, навсегда затушить огонь, поддерживающий жизнь человечества, и способствовать наступлению окончательной Эры тьмы.

Вся эта игра представляет собой идеальную метафору антропоцена, и далеко не только потому, что видеоигры нынче настолько популярны. Они дают игрокам возможность выбора, во многом иллюзорного. Возможные ходы ограничены фантазией дизайнера, пытающегося уложиться в заранее придуманный сюжет. В реальной жизни наши возможности точно так же ограничены, но только не «дизайнером игры», а теми выборами, которые уже сделали предыдущие поколения в отношении окружающей нас среды.

Тем не менее у нас все еще остаются некоторые возможности поменять ход истории. Мы уже доказывали, что способны принимать решительные меры в случае острой необходимости. Например, когда в конце 1970-х годов стало очевидно, что озоновый слой разрушается под воздействием хлорфторуглеродов и других рукотворных химикатов, в 1987 году международное сообщество разработало и ввело в действие Монреальский протокол, ограничивающий их использование и выбросы в атмосферу. К середине 1990-х озоновый слой стабилизировался, а в 2000-х вновь начал расти. Аналогичные истории можно вспомнить и в связи с защитой исчезающих видов животных или успешной борьбой с промышленным загрязнением рек[113]. Однако сделать предстоит еще немало, и мы сами как биологический вид должны найти в себе решимость предпринять все необходимое. Опасения за будущее нашей планеты вполне обоснованны. Но нам не следует принимать это как данность. Климатическую угрозу можно устранить, если мы полностью откажемся от наших давних хищнических и эксплуататорских привычек.

Эпилог. Конец не наступит никогда

Конец света не выходит у нас из головы. Как мы видим, вся популярная культура озабочена предсказаниями и картинами гибели человечества — от религиозных мифов до видеоигр, от журналистики до научной фантастики. Наше увлечение концом времен породило множество ярких апокалиптических поджанров, то зловещих, то несущих странное ощущение свободы: восстание машин, нашествие полчищ зомби, истребление человечества пришельцами. Каждая подобная история по-своему поучительна, но все вместе они рассказывают нам о человечестве нечто гораздо более важное.

Иногда их посыл довольно прямолинеен: реальный конец света нас пугает. Весьма вероятно, что изменение климата сделает нашу планету непригодной для проживания или из космоса на нашу погибель примчится огромный астероид. Не так уж неразумно бояться таких сценариев. Я начал писать эту книгу, анализируя расчеты байесовской вероятности, согласно которым светопреставление наступит намного раньше, чем нам кажется. Часы Судного дня, созданные в 1947 году, показывают, насколько близко мы можем подойти к последней черте — количество минут до полуночи (то есть окончательной катастрофы) символизирует уровень опасности. Когда их только завели, стрелки показывали 23:53, а теперь вследствие растущей угрозы изменения климата и ядерного конфликта нас отделяет от конца всего лишь сто секунд. Похоже, мы действительно живем в интересные времена.