Вот как бывает…

– Ну что ты всё о каторге да о каторге! – досадливо воскликнула она. – Может, и не будет ничего! Николай Евстафьевич очень хороший адвокат! Папа его давно знает, у него почти нет проигрышных дел!

– Приятно мне, Лизавета Александровна, что вы обо мне так беспокоитесь! – Пётр опять улыбнулся. – Если бы вы не сочли просьбу мою за дерзость…

– Какую?

– Ручку вашу поцеловать…

Лиза вспыхнула, как летнее солнце на закате, и, не колеблясь, протянула руку сквозь решётку. Петька осторожно взял её тонкие, слабые пальчики в свою большую ладонь и поцеловал, едва прикасаясь губами. От его поцелуя по телу Лизы словно пропустили ток, она вздрогнула, колени её ослабли. Осторожно вытянула пальцы из его руки и пошла к двери, около выхода обернулась: он стоял, прижавшись лицом к решётке и жадно глядя ей вслед.

– Ты мне тоже очень нравишься, Пётр Иванов! – прошептала Лиза и выскользнула из комнаты свиданий.

– Что со мной такое творится? – спрашивала себя Лиза.

Она словно горела в огне, щёки пылали, сердце стучало, горло перехватило, как при глотошной. Девушка внимательно рассмотрела свою кисть, и ей показалось, что поцелуи Петра светятся на коже; она поднесла руку к лицу и, не особо задумываясь, что делает, прижалась к ним губами. Слава Богу, что проделывала она всё это уже сидя в карете извозчика и никто не видел её сумасшествия! В смятенных чувствах Лиза приехала домой, скупо ответила на взволнованные расспросы Ларисы и заперлась в своей комнате, где и застал её Дивов…

Он, собственно, приехал позвать её кататься, но тут же увидел, что с его будущей женой что-то не так.

– Лизанька, что случилось?

– О чём ты, Серёжа?

– Ты сама не своя… тебя что-то тревожит?

– Ну, Серёжа, посуди сам, что может меня тревожить сейчас?

– Ты опять об этом мерзавце?

– Не надо его так называть! – вскинулась Лиза.

– А как прикажешь мне его величать?! Моя невеста думает о нём день и ночь, а обо мне совсем забыла! – Дивов обиженно замолчал.

– Обиделся! – Лиза подсела к нему, положила голову на плечо. – Не обижайся, Серёженька! Он такой бедный, несчастный, и нет у него никого, кто бы позаботился о нём…

– А я? – жалобно сказал Дивов. – У меня тоже никого нет… кроме тебя!

Лиза засмеялась.

– Что ж тут смешного? Братьев и сестёр у меня не было, отец с матерью умерли… Я совсем один на белом свете…

Лиза с удивлением посмотрела на него: эта сторона медали как-то ускользала от её внимания. Она, вероятно, в силу беспечной юности, не задумывалась о том, что у такого взрослого человека, как Серж, тоже могут быть братья и сёстры… родители… Он ведь сам в возрасте её батюшки, зачем же ему нужны отец и мать?! А вот, оказывается, нужны… Вот он сидит и тоскует… Лизе стало неловко от своего эгоизма, и она сказала:

– Сержик, пожалуйста, прости меня! Поедем кататься, как ты хотел?

– Лиза, я же просил не называть меня Сержик! Сержик – коржик… – недовольно проворчал Дивов, но по голосу было слышно, что он уже не сердится.

Они поехали кататься, с упоением целовались в закрытой коляске, но во время поцелуев Лиза воображала, что это губы Петра прижимаются к её губам, и попеременно то обливалась холодным потом, то полыхала в огне.

Дивов был в восторге: ему, в свою очередь, представлялось, что он наконец разбудил в Лизе чувственность и что её страсть – это исключительно его заслуга.

Петька в тесной, вонючей и усеянной клопами камере тоже мечтал: предметом его грёз была Лиза, атласная белизна её рук, душистый запах кожи и внезапная дрожь, охватившая Лизу, когда он поцеловал её. Мысли его продвинулись бы намного дальше, но… какое-то непривычное стеснение мешало мечтать о недозволенном…

Александр Ипатьевич не занимался такими пустяками, как мечтанья, он готовился к предстоящему суду, но время от времени откладывал в сторону ручку и то представлял себя окружённым стайкой внучат, то вспоминал Гликерию, к которой из-за текущих событий уже давно не заглядывал…

Лариса мечтала и вовсе о несбыточном: что Петрушу отпустят и заживут они как прежде. Но умом она прекрасно понимала, что даже если его выпустят, как прежде уже не будет никогда…

***

В день суда Лизу снедало беспокойство. Она с трудом упросила отца разрешить ей и Ларисе отправиться на заседание; Александр Ипатьевич был категорически против, убеждал, что они будут только нервничать и переживать, говорил, что их так и так вызовут в качестве свидетелей в своё время, но Лиза настояла. В результате туда отправились все: Лиза, Лариса, Матвей и Татьяна – только Дивову было некогда, он уехал по делам. Степан и Манька тоже пришли, явились и другие его приятели с Хитровки, так что когда Петра ввели в зал заседаний, он увидел много знакомых, сочувствующих лиц, среди которых главным для него было лицо Лизы.

Огласили список присяжных, и некоторое время зрители наблюдали, как прокурор (кстати, тоже хороший приятель Федоровского) и адвокат отводят нежелательных присяжных, причём действовали они в таком согласном тандеме, что могло показаться, что они оба – адвокаты.