Вот холера! История болезней от сифилиса до проказы

Нобелевский комитет назначил экспертов – Фольке Хеншена и Хилдинга Бергстранда. Эксперты выдали заключения, противоречащие друг другу. Хеншен сказал, что надо давать обоим за экспериментальное вызывание рака, а Бергстранд сказал, что японец недостоин, потому что экспериментально подтвердил уже известный факт (к моменту экспериментов хорошо знали о распространенности онкологических заболеваний у трубочистов и рабочих заводов, где уголь сжигали), а Фибигер недостоин, потому что никто не повторил его работы. В итоге 1926 календарный год остался без лауреатов, а в следующем году Фибигер получил аж семь номинаций, и Ямагиву «отцепили», назначив двух других «компаньонов» по премии – Отто Варбурга (за открытие природы дыхательного фермента) и Юлиуса Вагнер-Яурегга (за лечение прогрессивного паралича малярией). Нобелевский комитет решил дать премию 1926 года Фибигеру и Варбургу, а премию 1927 года – Вагнер-Яуреггу, но тут почему-то «уперлось рогом» руководство Каролинского института, и «отцепили» Варбурга. Впрочем, он потом получил-таки свою премию в 1931 году. Еще один любопытный факт: последнюю по хронологии номинацию Фибигеру (и Ямагиве) – уже 1928 года – дал наш соотечественник, Александр Максимов, выдающийся гистолог (сам достойный и единожды номинированный на премию), который к тому времени уже работал в Чикаго.

В следующем после своей реально полученной премии году Фибигер, дожив всего до 60 лет умер, а затем началось… Множество работ 1935–1952 годов убедительно показали, что Фибигера подвела самоуверенность в правоте – и плохое знание гистологии. Оказалось, что в данном случае возникало или одно, или другое. Нематода действительно вызывает опухоль, но – доброкачественную неоплазию. У мышек действительно был рак, но совсем по другой причине: если мышей и крыс кормить исключительно тараканами и нематодами, то они, конечно, не умрут от голода, и получат свои белки, жиры и углеводы – но будут страдать от недостатка витамина А, а это в данном случае вызывает рак. Такая вот научная трагедия (и, кстати, повод еще раз задуматься о том, что организму нужны не только жиры, белки и углеводы, и правильное питание – это не только нужное количество калорий).

Эрлинг Норрбю, профессор Каролинского института в Стокгольме (того самого, который присуждает Нобелевские премии) и постоянный секретарь Королевской Шведской академии назвал случай с Фибигером самой большой ошибкой Нобелевского комитета.

И тем не менее совсем незаслуженной премией назвать, конечно, нельзя. Потому что черви действительно вызывают рак. Не Spiroptera, конечно, но, по последним данным, например, Schistosoma haematobium или Opisthorchis viverrini вполне могут вызвать рак у человека.

Герой номер два. От птицы к птице и полвека ожидания

Как в свое время отметил Виталий Гинзбург, для того чтобы получить Нобелевскую премию, нужно не только быть великим ученым, нужно еще и жить достаточно долго. Наш герой номер два – яркое подтверждение слов российского лауреата. Мало того, что он очень долго был человеком, получившим премию в самом преклонном возрасте, но и промежуток между первой работой о его открытии и самой премией до сих пор остается самым большим в истории.

Как пишут биографы Фрэнсиса Пейтона Роуса, «не существует никаких свидетельств никакой научной деятельности никого из предков» нашего героя, по крайней мере, с начала 1800-х годов: его прадед приехал в США в начале XIX века из графства Суффолк, отец Роуса торговал зерном и взял себе в жены Фрэнсис Андерсон Вуд из Виргинии.

Тем не менее нашелся тот, кто привел молодого человека в науку. Он жил на другом континенте, в стране, куда через много-много лет приведут самого Фрэнсиса его открытия, и вообще давно уже умер. Звали этого человека Карл Линней.

Вот что рассказал сам Роус во время вручения ему Нобелевской премии: «Мальчиком я часто бродил по лесам и полям близ моего дома в городе Балтимор в Мэриленде и таким образом полюбил полевые цветы, хотя ничего о них не знал, кроме того, что многие из них были прекрасны и все были интересны. Денег в нашей семье было мало, но однажды мне удалось купить за несколько пенни [заметили британскую оговорку? – прим. авт. ] потрепанную, потертую книгу о полевых цветах, которая была напечатана в соседнем городе Филадельфии аж в 1834 году. Это был учебник ботаники для девушек, обучавшихся в «пансионах для благородных девиц» – слово «пансион» в данном случае означало, что это было все формальное образование, которое когда-либо получат эти преуспевающие девушки.