Поежившись, Нацу пересилил себя и приподнялся на кровати. Холодно. Увидев причину своего пробуждения, Нацу поднялся с кровати и, подойдя к окну, прикрыл его. Чтобы свет восходящего солнца ненароком не разбудил Люси, он прикрыл окно шторами. На обратном пути Нацу захватил одеяло для себя и, вернувшись к кровати, аккуратно прилег рядом с сопящей девушкой и накрылся холодной материей, что была предназначена как одеяло. И как Эльза под таким спит? Оно же совершенно не греет! Сам он, Нацу, не любил холод. Ему всегда нравилось лето и весна. Потому что было тепло. Тепло и хорошо. А зимой он любил заседать у камина, наблюдая, как его отец что-то читает. Позже, повзрослев, Нацу сам любил читать, сидя в кресле перед камином, какие-нибудь книги. Чаще всего это были книги по истории разных государств, в основном история Римской империи, или художественной литературе, связанные с войной. Нацу любил читать про войну. Ему так же нравился батальный* жанр в живописи. Правда, мало кто знал о таком вот его необычном увлечении. Всего три человека. Отец, который всегда любил поддеть этим Нацу; Грей, который не позволял себе смеяться даже в шутку над этим увлечением друга; и Жерар, который подарил некоторые книги, посвященные истории Римской империи и различным войнам Нацу. Больше никто.
Закутавшись в одеяло поплотнее, Нацу обнял Люси, пытаясь согреть ее и согреться самому, чувствуя, что девушка тоже порядком замерзла даже под одеялом. Хотя и не мудрено, ведь оно было тонюсеньким. А согреваться вдвоем было куда проще, ведь так их тела хоть как-то сохраняли тепло.
Прикрыв веки, Нацу уткнулся носом в теплую золотистую макушку Люси, прижимая ее к себе. Девушка перестала вздрагивать от холода и, расслабившись, погрузилась в более крепкий сон. А вот к Нацу он, как назло, не шел. Парень старался не вертеться, дабы не потревожить Люси, она и так была на гране нервного срыва вечером. Однако, как Нацу не пытался уснуть, у него не получалось. То одеяло казалось слишком колючим, то матрац был жестким и упирался в ребра, то простынь казалась слишком шершавой и раздражала кожу, то подушка оседала, и Нацу чувствовал, что его голова упирается в руку, которой он подпирал подушку. А мысли назло так и лезли в голову.
Решив, что он больше не уснет, Нацу стянул с себя одеяло, укрывая им Люси, а сам повернулся на спину, устремляя взгляд в потолок.
Он ведь никогда не задумывался, что она, Люси, когда-нибудь вернется в будущее, точнее для нее это будет ее настоящее. В свой двадцать первый век. Интересно, а правда, что люди в действительности смогут летать по небу на этих, как их там… самолетах. Когда Люси рассказывала об этом Нацу, она пыталась нарисовать непонятное парню сооружение и объяснить принцип его работы. Эльза, как физик, попыталась помочь в этом Люси, но из тех слов, что Нацу услышал, он ничего не понял. Вот бы увидеть это своими глазами. И эти поезда, о которых тоже рассказывала Люси. И машины. Девушка говорила, что они подобны каретам и повозкам, вот только выглядят иначе и едут сами. Им не нужны лошади. А управляет такой машиной человек. Люси рассказывала Нацу обо всем. О законодательстве, отсутствии смертной казни, инквизиторов, отрицании магии, как таковой. Свободе слова и свободе личности. О медицине. О том, как она усовершенствовалась. О городах будущего. Многоэтажные дома, устремляющиеся ввысь. Большие, зеркальные и высокие. О подлодках, которые способны опускаться на дно морское. О кораблях, оборудованных совершенно неизвестным Нацу способом. И, что поразило Нацу больше всего, о космосе. Люди двадцать первого века бывали в космосе. Как рассказывала Люси, русские первыми в мире отправили человека в космос и запустили спутник еще в двадцатом веке. А Нацу ведь даже не знал об этих русских. Он знал, что сейчас в России смутное время, на русском престоле восседает Василий Шуйский**. На этом его знания о том, что сейчас происходит в России, заканчивались. Возвращаясь к космосу, Нацу даже представить не мог, что такое возможно. Полететь в космос. Иметь о нем представление не просто, наблюдая с телескопа, а прям оттуда. А Земля. Как она выглядит? Какая она? Как жаль, что он, Нацу, никогда не узнает об этом. Как жаль, что он родился не в веке развитых информационных технологий.