Вот пришел папаша Зю…

«Старый я уже… Пора на покой… Лежать бы вот так где-нибудь в садике на раскладушке… С удочкой посидеть… И ничего больше не нужно. Ничего… Россия… Власть… Зачем? Пусть молодые… На годочек бы только вернуться… Ещё можно бы всё исправить… Паутина бы поставил… Толковый… Лысый… Медведя одолел… Выбрали бы. А сам в отставку… Эх, Генька, что с тебя взять? Гений — а Безмозглый… И так вся Россия… У кого это песня была: «Когда я вернусь?» Эмигрант какой-то… фамилию забыл… Годика бы хватило…

А тот поэт-то, так и помер в чужих краях, не вернулся, понимаешь…

А когда я вернусь?»

Валера рвётся в бой

Эдик Апельсинов был счастлив! Во-первых, он, наконец, нашёл свою «банду», которую давно искал — дээсовцы оказались мировыми ребятами! Во-вторых, Валерия Ильинична взяла его своим оруженосцем, то есть, танкистом.

Эдик гордо прохаживался вокруг ВАЛЕРЫ, осознавая, что он сейчас потрясно выглядит: на нём были чёрный комбинезон, чёрный танкистский шлем, а на ногах высокие чёрные ботинки. В одной руке он держал кожаные танкистские перчатки, которыми похлопывал по ладони другой руки. Эдик понимал, что выглядит сейчас ничуть не менее эротично, чем гестаповские офицеры в своей гестаповской форме. Он безумно себе нравился!

Можно даже сказать большее: он здесь просто возродился! Свежий лесной воздух, свежие идеи, новые друзья. И самый верный показатель Эдичкиного возрождения — у него… этот… (как бы поделикатнее выразиться: Валерия Ильинична не переносит нелитературных слов). Одним словом, у него опять, как в добрые старые времена, перманентная эрекция!

Валерия Ильинична, сидя на пеньке, строчила воззвания и сочиняла листовки. Апельсинов тоже очень любил сочинять листовки. Он считал их самым великолепным жанром в литературе. Правда, Валерия Ильинична не приняла ни одну его листовку и ни одно воззвание, потому что в них был сплошной мат.

— Эд, как вы меня утомили своей подростковой гиперсексуальностью, — жаловалась она своему оруженосцу. — Посидели бы разочек в спецпсихушке, навсегда забыли бы все эти глупости.

Долгими партизанскими ночами Новодровская с Апельсиновым уж набеседовались и наспорились всласть. Двум талантливым литераторам всегда есть о чём поговорить. Порой они спорили и орали до хрипоты. Валерия Ильинична, правда, больше брала убийственной иронией и сарказмом. Но всё же оказалось, что общего у них гораздо больше, чем различий. Главное — оба мечтали умереть в бою!

— Самое позорное для человека — умереть в постели, — утверждал Эд. — Умирать нужно в бою, в перестрелке!

— На баррикадах! — дополняла список прекрасных смертей Валерия Ильинична.

— В восстании!

— И непременно от руки врага!

— Или от собственной, если попадаешь к нему в лапы. Как самураи! «Путь самурая есть Смерть»! — цитировал Эд кодекс самурая.

— И заметьте, Эд, порядочный человек должен умереть вовремя! — делала существенное дополнение Новодровская. — В этом его спасение.

Валерия Ильинична потом прислала Эду набор ножей для харакири, чтобы тот не попал живым в руки врагу. Эд очень дорожил этим подарком и всегда носил с собой, под чёрным танкистским комбинезоном.

Все попытки справиться с комуняками собственными силами — увы! — потерпели крушение. Их для открытого боя было слишком мало. Интеллигенцию Валерия Ильинична запрезирала с новой силой: со дня прихода папаши Зю та пребывала в глубоком обмороке, а после его закручивания гаек и вовсе впала в коматозное состояние. Никакие воинственные призывы Новодровской на неё не действовали. Она периодически поднималась из обмороков, сушила сухари и хлопалась опять.

Всю последнюю неделю Валерия Ильинична сидела на рации и связывалась с Биллом Клинтоном.

— Валерия Ильинична, вы идеализируете Запад, — укорял Новодровскую Апельсинов. — Я там жил: ничего хорошего.

— Эд, не нужно разбивать мою голубую мечту, — просила его Валерия Ильинична. — Иначе получится, что все эти годы я напрасно сражалась.

И вот связь с Биллом была установлена. Он обещал помочь.

— Не нужно нам американцев! — заупрямился Апельсинов. — Они будут действовать не в интересах русского народа!

— Эд, милый, всё, что против комуняк, в интересах любого народа, — увещевала Валерия Ильинична. — А когда мы их уничтожим, я обещаю подарить вам свой танк и перепропагандировать Кантемировскую дивизию на мировую революцию.

Только при таких условиях Эдичка согласился на Билла.

Был назначен день и час.

Накануне Валерия Ильинична, собрав отряд, держала перед ним краткую речь.

— Друзья мои! — обратилась она к своей «банде». — Я с юности мечтала, чтобы на нашу страну упала атомная бомба и убила нас всех, но уничтожила наш строй — это был бы желанный выход. И вот теперь у нас появился шанс: разбомбить Москву, Кремль, но уничтожить в логове коммунистическую гидру. И я холодна, как кока-кола из «Макдональдса» и говорю своё «да!» Настал решающий час нашей битвы. Лучше мёртвый, чем красный! Да здравствует свобода! Ура!

— Ур-ра!!! — сдавленно прокатилось по верхушкам деревьев.