И мы принялись за легкий завтрак. Легкий — потому что вечером нам нужно было идти к очередному хлебосольному москвичу.
И мы пошли. Поехали.
По этому случаю полковник хотел нанять на вечер карету, непременно четверкой лошадей, но я отговорил.
— Кареты — это для дам и штатских. Военные ездят на бричках. Сам Государь летом предпочитает бричку, считая, что русскому сердцу претит стеснение, русскому сердцу нужен простор.
Немного, правда, поплутали: Москва город хитрый, нужный дом найдешь не сразу.
Но опять выручила карта, и к намеченному часу мы были в доме графа Федора Толстого, на углу Сивцева Вражка и Калошина переулка.
— Довез, барин, — гордо сказал Селифан.
Научившись читать карты, теперь он считал себя первым кучером не только Петербурга, но и Москвы.
Граф Толстой встретил нас приветливо.
— Я слышал, слышал о вас, барон, много прелюбопытного. Жаль, что судьба не сводила нас раньше.
— Сейчас самое время, граф, самое время.
Прием у Толстого был, по московским меркам, совсем небольшой — десять человек, включая нас со Старобелецким.
Люди, которые считали журнал «Московский Наблюдатель» своим знаменем. Славянофилы, ожидающие от России и великое прошлое, и великое будущее. Наблюдатели — так они сами называли себя.
Разговор шел вяло, быть может, и потому, что вина не подали.
— Чуть позже, — шепнул Старобелецкий. — Когда уйдет дочь графа.
— Дочь? А где она?
— Скоро будет.
И действительно, спустя непродолжительное время к нам спустилась юная девушка, Сарра Толстая, дочь господина графа. Симпатичная, ее можно было считать даже красавицей. Отчасти в тетушку, отчасти в цыганку‑мать, красота ее была сродни знойной красоте бразильянок, но на заре знойного дня, когда всё вокруг свежо и прохладно.
Она подошла к стоявшему в углу кабинетному роялю и безо всякого вступления заиграла пьесу из тех, что через сто лет сочтут сумбуром вместо музыки, а через двести объявит прорывом в новое измерение.
Минут через десять она закончила играть. Собравшиеся начали восхищаться. Впрочем, вполголоса.
— А вы, барон? Как это понравилось вам? — с детской непосредственностью спросила меня исполнительница.
— Никак, — ответил я. — Это и не музыка вовсе, а письмо, отправленное на обратную сторону Луны.
— Хоть кто‑то понял, — сказала она. Потом опять спросила — Вы богаты?
— Сарра, дочь моя, — начал было Толстой, но я ответил:
— Если вы о деньгах, то средств у меня достаточно.
— Достаточно на что?
— Достаточно на всё, что можно купить за деньги. Только этого мало.
— Ужасно мало, — согласилась Сара. — Я покидаю вас. Вижу, вам не терпится выпить вина и поиграть в карты. Вы, барон, играете в карты?
— Редко.
— Что так?
— Неинтересно. С моим умением выиграть в карты — это как конфету у ребенка отнять. Ну, раз отнял, ну, два… Скучно же!
— Отнять у ребенка конфету? Вы шутите, барон? — опять вступил в разговор отец.
— Если точнее, то еще проще. Ребенок закричит, заплачет, ребенка, наконец, жаль.
— И вы готовы доказать это?
— Доказать? Зачем? Впрочем, ради приятного времяпрепровождения разве… У вас найдется конверт плотной бумаги?
— Найдется, — ответила Сарра. Заинтересовалась.
— Принесите, будьте добры. Не беспокойтесь, господин граф, я покажу вполне невинный и даже познавательный научный сеанс.
— Ну, ну… — только и сказал Толстой.
Через минуту Сарра вернулась с большим конвертом из манильской бумаги.
— Внимание! Смотрите внимательно. Граф, угодно вам быть моим ассистентом?
— Ах, это фокус, — вздохнул граф.
— Это лучше. Это магия. Вот, граф, видите — тысяча рублей, — я достал из бумажника десять катенек. — Поместите их в конверт, пожалуйста.
Толстой без особой радости исполнил просьбу.
— Это моя ставка, так сказать. Теперь, господа, положите в конверт столько денег, сколько не жалко потерять. Не бойтесь, я этот конверт и в руки не возьму.
Господа Наблюдатели неохотно клали в конверт кто сто рублей, кто двести, а кто и пятьсот. В сумме набралось три тысячи. С моею тысячей.
— Граф, положите конверт на стол, будьте добры.
Толстой повиновался и положил уже пухленький конверт на ломберный столик.
— Придавите конверт какой‑нибудь книгою или журналом.
Он придавил — номером «Московского Наблюдателя».
Хороший номер, в семьсот страниц.
Люблю русские журналы.
— Теперь — внимание. Вот газета «Московские Ведомости», последний нумер, и я наглядно докажу вам силу сего издания. Разверните её и накройте ею журнал.
Ещё менее охотно граф Толстой выполнил моё желание.
— И — кульминация. Волшебные слова, заклинание: деньги ваши стали наши.
Ничего не произошло. Да и что могло произойти.
— А дальше? — спросил один из Наблюдателей, Языков.
— А всё.
— Что — всё?
— Всё — всё!
Разочарованный вздох пронесся по комнате.
— Это несколько утомительно, барон, вы не находите? — сказал граф Толстой.
— Нет, не нахожу. В карты вы бы играли несколько часов, а сейчас потратили несколько минут. Выигрыш во времени очевиден. И — никакого утомления. Можно выпить вина и пойти спать. Сон по ночам — залог здоровья.
— Ладно, — невежливо перебил меня Языков.