Однако мисс Лонгстафф уже заметила, что старые знакомые к ней переменились. Она написала своей доброй приятельнице леди Монограм (которую знала близко как мисс Триплекс и которая в замужестве переместилась на куда более высокую ступень общества) и объяснила, как не попала на ее последний прием из-за того, что отец не повез их в Лондон, и как вынуждена была согласиться на проживание в гостях у мадам Мельмотт. Мисс Лонгстафф выразила надежду, что приятельница не отвернется от нее по этой причине. Она писала очень тепло, с неловкими попытками шутить и довольно заискивающе. Джорджиана Лонгстафф ни перед кем раньше не заискивала, но Монограмы были такие блестящие люди и вращались в таком хорошем кругу! Она была готова на что угодно, лишь бы сохранить дружбу с Монограмами. Однако унижалась она напрасно – леди Монограм на письмо не ответила. «Она всегда была эгоисткой!» – воскликнула Джорджиана в своем тоскливом одиночестве. Лорд Ниддердейл тоже держался с ней совершенно иначе. Джорджиана была не дура и отлично читала внешние знаки перемены. Между ней и Ниддердейлом существовали легкие заигрывания – ничего не значащие, поскольку все знали, что Ниддердейл должен жениться на деньгах, – но никогда он не позволял себе говорить с ней так, как при последней встрече в гостиной мадам Мельмотт. Джорджиана видела это на лицах людей, которых встречала в парке, и особенно мужчин. Хотя прошло всего несколько дней, не приходилось сомневаться, что она уронила себя в общественном мнении. «Это еще что за новости?» – спросил лорд Грасслок, когда она вошла в комнату следом за мадам Мельмотт. Джорджиана улыбнулась, выдавила смешок, затем отвернулась. «Дерзкий нахал!» – сказала она себе, зная, что две недели назад он бы не посмел обратиться к ней в таком тоне.
Через день или два случился примечательный эпизод. Долли Лонгстафф нанес сестре визит! Что-то должно было сильно его взволновать, чтобы он взял на себя такой непривычный труд и, более того, явился в столь ранний час, почти сразу после полудня, когда имел обыкновение завтракать в постели. Слуге он сразу сказал, что не хочет видеть мадам Мельмотт или других членов семьи, а пришел к сестре. Его проводили в отдельную комнату, и там к нему присоединилась Джорджиана.
– Что это еще за новости? – спросил брат.
Джорджиана натужно рассмеялась и вскинула голову.
– Что тебя сюда привело? Я не ждала такого знака внимания.
– Дело не во мне. Я могу бывать где угодно, не особо себя роняя. Почему ты живешь у этих людей?
– Спроси папеньку.
– Не он же тебя сюда отправил?
– Именно он.
– Ты бы не поехала, если б не хотела. Это из-за того, что никто не едет в Лондон?
– Именно так, Долли. Какой ты догадливый!
– И тебе не стыдно за себя?
– Нисколько.
– Тогда мне за тебя стыдно.
– Все у них бывают.
– Нет; все не приезжают к ним, как ты. Все не живут в их семье. Только ты одна. Мне казалось, ты себя уважаешь.
– Мое мнение о себе не изменилось, – ответила Джорджиана, не в силах сдержать слезы.
– Я тебе скажу, что никто не будет тебя уважать, если ты здесь останешься. Я своим ушам не поверил, когда Ниддердейл мне сказал.
– Что он сказал, Долли?
– Он ничего особого не говорил, но я видел, что он думает. И все думают то же самое. Не понимаю, как тебе могут нравиться эти люди!
– Они мне не нравятся. Я их ненавижу.
– Тогда для чего ты у них живешь?
– Ах, Долли, ты не понимаешь. Для мужчин все иначе. Ты можешь делать что хочешь, ходить, куда тебе вздумается. А если ты без денег, тебе дают в долг. Ты можешь жить один и все такое! Как бы тебе понравилось застрять в Кавершеме на весь сезон?
– Я был бы не прочь – если бы не родитель.
– У тебя есть свое имение. Тебе не надо ни о чем думать. А что будет со мной?
– Ты про замужество?
– Да, про замужество, – ответила бедная девушка, которая с братом не могла быть так же откровенна, как с отцом, матерью и сестрой. – Разумеется, я должна думать о себе.
– Не понимаю, чем Мельмотты тебе помогут. Короче говоря, тебе здесь не место. Я редко вмешиваюсь, но сейчас решил, что нужно пойти и тебе сказать. Родителю я напишу и тоже ему скажу. О чем он только думал!
– Не пиши папеньке, Долли!
– Обязательно напишу. Я не буду молча смотреть, как все катится к псам. До свидания.
Выйдя от Мельмоттов, он поспешил в какой-то клуб – не в «Медвежий садок», который открывался еще не скоро, – и действительно написал отцу.