Вот так соседка

Пронзительный голос моей сестры Ванессы разрушил последние надежды насчет этого вечера. Не обращая внимания, я направилась прямо в львиное логово, пройдя к прохладительным напиткам с целью налить себе стаканчик. Или двадцать стаканчиков. Что угодно, что поможет мне пройти через это. Я не знала, есть ли в словах сестры доля правды. Я знала, что появилась у родителей, когда двойняшкам было по десять. Это была последняя попытка подарить отцу сына. Все были разочарованы, что я девочка, и мне напоминали об этом все двадцать три года жизни.

Ванесса не дождалась ответа на свой выпад, повернулась к мужу, Гилберту Вашингтону Бьюкенену третьему, и что-то велела ему недовольным тоном. Гилберт был внуком бывшего президента США и имел свои собственные политические притязания.

Если быть точнее, амбиции сыпались на него от всех окружающих его людей, потому что Гилберт был несказанно глуп. Однако его узнавали благодаря известному имени. Люди любили его деда. В настоящее время он «работал» вице-президентом отцовской компании и ждал отцовской отставки с поста сенатора, чтобы занять его место. Тогда Ванесса станет идеальной женой политика, будет ходить в розовых деловых костюмах, с высоким начесом, как наша мама.

Вторая сестра, Виолетта, сидела спиной к этой паре, что было не очень умно. Никогда не подставляйте уязвимое место хищнику! Она была очень увлечена беседой с мужчиной, которого я не узнала. Мой взгляд не задержался на нем еще и потому, что она перетянула все внимание на себя. Она покрасила волосы в темно-каштановый, почти черный. На ней было черное коктейльное платье очень угловатого кроя. Она излучала богатство и власть. И имела на это все основания – она собиралась занять пост генерального директора фирмы после ухода отца. Было немного странно осознавать, что в этой комнате собрались люди, которые получат работу мечты после ухода (увольнение – это не его слово) или смерти своего отца.

Я также осознала, что выбрала наряд – юбку, блузку и кардиган, абсолютно не подобающий торжеству. И мне плевать. Это большой шаг вперед.

Прежде чем нырнуть в центр неприятных для меня бесед, я прошлась по комнате. В детстве я не проводила там много времени, потому что этот зал устроен специально для устрашения и унижения. Мне захотелось в подражание двоюродной бабушке Иде стащить что-то ценное и продать. Я даже схватилась за яйцо Фаберже, стоящее на книжной полке. Меня не воспитывали особенно высокоморальным человеком. Наоборот, меня учили любой ценой добиваться целей, как будто законы носят рекомендательный характер. Своим слугам и учителям я обязана тем, что знаю, что хорошо, а что плохо. Это означает, что я не смогу жить спокойно, если украду что-то у родителей.

– Присоединяйся к нам, Мэдисон, – пригласила Ванесса. Я сожалела, что она снова была беременна и не могла пить, потому что – редкий тип людей – трезвая она была еще несноснее. – Расскажи-ка нам о своей школе и как ты стала прославленной няней.

Я заскрипела зубами и досчитала до пяти. Медленно.

– Нет, спасибо, я не в настроении терпеть тебя и твои мерзости.

Она притворно засмеялась, как будто бы я от души насмешила ее.

– Ну, ты же знаешь, что мы просто беспокоимся о твоем здоровье! Все эти детки и их болезни…

Я собиралась напомнить, что она беременна четвертым, но остановила себя. Она понимала только один ответ:

– Не беспокойся обо мне. Лично я немного волнуюсь, как, сидя на шее родителей, ты сможешь родить своего ребеночка. Не повлечет ли такое неудобное положение травмы?

Теперь она искренне засмеялась:

– О, котеночек выпустил когти! Это так мило!

Я ненавидела, что они все время заставляли меня чувствовать себя вот так. Как будто я мышонок, пытающийся рычать как лев. Будто я слишком маленькая и глупая, чтобы воспринимать меня всерьез. Так было всю мою жизнь.

Тихо зазвонил колокольчик, по коридору застучали громкие шаги. Это значило, что идет мама. Я сделала большой глоток виски, поморщившись, когда напиток обжег мне горло.

– Ледяная комета, – сказала Виолетта громким шепотом, чтобы все слышали, но никто не ответил.

Через несколько секунд в зал величественно вошли мои родители. Отец своими густыми, посеребренными сединой волосами был обязан дорогостоящей пересадке прядей. На нем был костюм с синим галстуком. Он подошел к Гилберту, вероятно, поговорить о бизнесе. Хоть я и усомнилась, как пройдет такое одностороннее общение.

Если любимый цвет Фредерики – красный, то моя мама предпочитает розовый. Она затянулась в нежно-розовое платье-футляр, украсив его большим ожерельем с бриллиантами и подходящими по стилю сережками. Пепельные волосы были забраны в ее фирменный пучок. Не припомню ее вообще когда-нибудь с распущенными волосами.

Она подошла прямо ко мне. Я съежилась и приподняла голову. Я справлюсь.

– Мэдисон.

Ох-ох. Тут не приходилось надеяться ни на каплю тактичности.

– Рада видеть тебя, мама. – Если быть точнее, рада наблюдать произошедшее только что изменение в ее лице.