— Чтобы выполнить условия капитуляции, вам пришлось бы отказаться от любого сопротивления. МХ-12 находится в зоне действия британских военных сил. Другое условие, между прочим, гласит, что все операции следует прекратить.
— Я получал приказы от штаба флотилии.
— То есть, вы выполнили бы ваше задание в любом случае? Даже если бы при этом нарушили условия капитуляции?
— Чего-то надо придерживаться.
— Господин капитан-лейтенант, насколько хорошо вы знаете свой экипаж?
— Большинство уже было на борту, когда МХ-12 базировался в Норвегии.
— Означает ли это, что вы были готовы положиться на ваших людей?
— Так точно.
— В любой ситуации?
— В любой.
— Вы когда-нибудь предполагали, что вас могут отстранить от командования судном?
— Нет... Нет.
— Как же это могло случиться, по вашему мнению? Что тут не сошлось?
— Я уже говорил: дело в риске. Многим показалось, что он слишком велик. Они считали, что у MX-12 нет шансов проскочить в Курляндию.
— Могло ли быть так, что на поведение экипажа повлияло известие о капитуляции?
— Вполне.
— Тут у вас нет никаких сомнений?
— Никаких.
— Иными словами: вы считаете возможным, что экипаж подчинялся бы вашему приказу, если бы до него не дошла весть о капитуляции?
— Нам довелось бывать вместе во многих операциях, в том числе сложных.
— Ответьте на мой вопрос.
— Думаю, если бы не объявили капитуляцию, MX-12 шел бы сейчас курсом на Либаву.
Один раз сделали перерыв. Судья со свитой удалились, командиру и вахтенному офицеру предоставили возможность покинуть помещение, но оба решили остаться. Они сидели рядом и тихо разговаривали. А мы с нетерпением — суд вышел, нас никто не стеснял, — вглядывались в командира так, словно в эту минуту напряженного ожидания должно было быть сказано нечто, касавшееся только нас и никого другого. Но... не дождались ни слова, ни оклика, ни обвинения. И вот, прервав наконец оцепенелое молчание, мы тоже начали советоваться, сосед с соседом, выслушивая и сообщая шепотом по цепочке то, что считали полезным. Только пиротехник не шептался; не обращая никакого внимания на присутствие часовых, он в полный голос заявил, что не признает этого военного трибунала, он даже назвал его «судилищем», ибо война окончена, так что выносить приговор и вообще судить можно сейчас только именем английского короля. Наверно, потому, что никто из нас ему не возражал, он сразу же по возвращении судей попросил слова, и ему разрешили сделать заявление. Слушали его неохотно, с удивлением, в какой-то момент показалось, что морской судья собирается лишить его слова; но все же он дал пиротехнику высказаться и лишь потом с сарказмом заметил:
— Меня бы удивило, если бы человек с вашим прошлым не сомневался бы в правомочности суда.
Свет в плафонах мигал, часто совсем выключался. В темноте я массировал виски и прижимал к глазу носовой платок — чуть влажный, он приносил облегчение. Всякий раз, когда гаснул свет, я чувствовал, как до моего плеча дотрагивается рука, рука штурмана. Он стоял рядом со мной и стоя отвечал на вопросы «орденоносного» офицера, отвечал монотонно, с паузами, иногда признавая свою вину. «Так точно, — говорил он часто, — так точно».
— Это бунт, — сказал офицер — Коллективное неповиновение приказу в открытом море — бунт. Вам известно, что за это полагается?
— Так точно.
— Вы осмелились отстранить командира от командования. В ходе военной операции. Повторяю: в ходе операции. В то время как повсюду немецкие солдаты послушно выполняли свой последний долг, вы подстрекали экипаж к неповиновению. Вы стали зачинщиком мятежа.
— В тот момент у нас была только одна цель: спасти. судно и экипаж.
— Что вы говорите! Хотели спасти судно и экипаж? Вы хотели улизнуть, удрать! Пусть другие лезут в Курляндию, а мы — по домам, хватит!
— Экипаж твердо решил прекратить операцию.
— Весь экипаж?
— Почти весь. Командир знал это.
— Вот как, командир знал. И тем не менее он придерживался приказа. И тем не менее был готов выполнить задание. Он всем показал пример, как надо исполнять свой долг... Вы думаете, он хотел пожертвовать тральщиком? Вы так думаете?
— Нет.
— Вот видите! Таким людям, как ваш командир, обязаны сотни тысяч спасенных... Таким, как он, которые были готовы чем-то рисковать, а если потребуется, и жертвовать собой.
— Мы хотели избежать жертв, бессмысленных жертв.
— Вы беретесь судить о том, что такое бессмысленная жертва?
— Так точно.
— Ну и поскольку вы считаете себя на это способным, вы захватили с вашей кучкой командирский мостик. Отстранили командира. И посадили его под арест.
— Если б я этого не сделал... Экипаж был полон решимости применить силу. Они вооружились сами, без моего приказа.
— Ах так... Значит, это ваша заслуга, что на борту не дошло до стычки? Что не началась стрельба?.. Я вас правильно понял? Что, отстранив командира от должности, вы предотвратили кровопролитие?
— Я попытался это сделать. Последствия мне были известны.
— В таком случае вам было также известно, что командир корабля в военно-морском походе обладает дисциплинарной властью?
— Так точно.