Вот увидишь

— Оцени, какая кожа на сиденьях, — добавил он, застегивая ремень безопасности.

Тик, искажающий его лицо при малейшем усилии, наружная сторона ладоней, усеянная старческой гречкой, безотчетное посасывание обвисших губ — все это сильно контрастировало с нарочито небрежно зачесанными назад волосами средней длины, с белой льняной рубашкой, расстегнутой так, чтобы была видна висящая на кулоне бирка с буквами «GI», и застиранными джинсами молодящегося старика.

Он тронулся с места, осторожно встроился в поток автомобилей. И поскольку до следующего светофора было достаточно далеко и свободно, расслабился:

— Ну что? Не очень тяжело? — Он повернулся ко мне, но краем глаза продолжал следить за направлением, которое указывал навигатор.

— Нет. Очень.

Следующий светофор был на перекрестке с указателем «Монпарнас». Мое сердце бешено заколотилось в грудной клетке.

— Ты не мог бы сделать крюк и проехать через Вавэн? — спросил я.

— А? — Отец напрягся, словно ему сообщили о протечке в гостиной. Я повторил. — Что ты собираешься там сейчас делать, на этом Вавэн? — Бросив на меня через плечо черный взгляд, он весь как-то сжался.

— Хотелось бы кое-кого повидать, — продолжал я спокойным тоном, появившимся у меня сразу, как только я почувствовал растущие в нем нетерпение и гнев.

Он открыл рот, но удержался и ничего не сказал. Его глаза беспокойно метались между дорогой и зеркалом заднего вида. Он сбавил скорость, зажег аварийные огни, сменил ряд, притормозил, пожал плечами, в отчаянии качая головой:

— Нет! А вообще-то, мне плевать. Это твой самолет, а не мой.

Его очки по-прежнему были вздернуты на лоб. Отец умолк и, решительно повернувшись ко мне сгорбленной спиной, с деланым равнодушием следил за проносящимися мимо автомобилями. Когда поток на мгновение прервался, он вывернул руль влево и резко набрал скорость. В зеркале заднего вида я разглядел лицо отца с застывшим оскалом, так плохо сочетающимся с его смелостью. Взвизгнули покрышки, «ягуар» развернулся на бульваре и двинулся в противоположном направлении, чем вверг навигатор в полную растерянность.

Через пару минут, на светофоре у авеню Гоблен, отец вновь обрел спокойствие:

— Просто вместо того, чтобы заставлять меня разворачиваться в последний момент, мог бы попросить, чтобы тебя отвез в аэропорт кто-нибудь другой.

Прежде я никогда его не видел. Я не предполагал встретить его здесь. Я даже думал, что никогда с ним не пересекусь, потому что, когда Гислен впервые сообщила мне о его существовании, я сказал себе: «Если тебе случайно доведется повстречать его, уклонись».

Заметив его в вестибюле медицинского центра, я сразу понял, кто это. Он сидел на банкетке в наушниках, подсоединенных к портативной игровой приставке, которую держал в руках, спокойно-сосредоточенный, будто никого не ждал. Когда я вошел в пустое помещение, он поднял на меня свои продолговатые светло-карие глаза — глаза своей матери — и, чтобы ответить на мое приветствие, вежливо вытащил один наушник. В первое мгновение я был готов выйти и присоединиться к отцу, плохо припарковавшемуся на бульваре Эдгар-Кине.

— Ты Уолтер Ли? — Я все же передумал и теперь пытался улыбнуться и перейти на взрослый тон общения, бесстрастный и в то же время доброжелательный. У меня было такое же ощущение, как в детстве, когда кладешь руку на горячую конфорку, чтобы убедиться, что она обжигает.

Мне понравилось, что его изумление пересилило интерес к электронной игре. Не осмеливаясь спросить меня, откуда я знаю его имя, он вытащил второй наушник, положил дисплей на колени и теперь смотрел на меня. Лицо сохранило детское выражение, хотя черты его уже сложились как у подростка: бритый череп маленького упрямца и сильные челюсти. Полное изумление, начисто лишенное иронии или недоверия, почти виноватое.

— Мама здесь? — непринужденно спросил я, сделав вид, будто взглядом ищу ее по всей комнате.

— Да, — ответил он, не зная, можно ли опустить глаза на экран, точно ждал моего разрешения, чтобы продолжить игру.

— А как каникулы, хорошо? Не скучаешь? — все не отставал я, пытаясь изгнать из своих мыслей образ Клемана, в футболке и пляжных трусах на побережье Сен-Валери-ан-Ко. Мы ездили туда, потому что мне вечно не хватало денег, чтобы отправить его на две недели к теплому морю: на Корсику, на Сардинию или на Мальту, как ежегодно предлагал муж его мамаши, и таким образом избавиться от страданий по поводу того, что он не купается.

Поскольку мой вопрос был исключительно риторическим, мальчишка так же автоматически мотнул головой. Я сделал глубокий вдох и ткнул пальцем в его игрушку:

— Во что играешь? «Smackdown», «GTA», «Гарри Поттер»?

Он слегка приподнял панель:

— «FIFA 09».

— Тебе не нравится «PES»? Мне кажется, «FIFA» малость расплывчато. Трудно узнать игроков. — Совершенно не разбираясь в этих игрушках, я услышал себя, слово в слово повторяющего замечания Клемана. И, как ни странно, в моей груди не поднимался давящий ком. Как если бы я шел под шквалом пуль и снарядов и, к своему удивлению, оставался в живых.

— Да, но «FIFA» поиграбельнее.

Я скривился: