Вот в чем фокус

Что делать, пошел обратно, к беленькой. Был абсо­лютно уверен, что рыжий меня не пустит. Оказалось — ничего подобного: шатен и с седыми висками. Рыжего я, кстати, потом встретил. Был абсолютно уверен, что она его выгнала. Оказалось — ничего подобного: ушел сам. А тогда, помню, вышел я от беленькой с шатеном в полной уверенности, что начну пить. Оказалось — ни­чего подобного: бросил курить.

А недавно десятилетие выпуска отмечали, устроили семейный вечер. Сняли кафе на берегу городского пру­да. Пришла черненькая со своим мужем. Пришла бе­ленькая со своим шатеном. Пришел я со своим пузом. Посидел со всеми, тихонько вышел. На берегу, в кустах, разделся. Мысленно попрощался со всеми. И нырнул. В прорубь. Абсолютно был уверен, что утоплюсь. Ока­залось — ничего подобного: с удовольствием искупался. Стал «моржом». Живу до сих пор.

Вы никогда не задумывались: на кого рассчитаны телевизионные новости? Отвечу: на людей, полностью лишенных воображения. Их проинформировали — они приняли к сведению. И никаких рефлексий.

Но что делать таким, как я? У которых впечатли­тельная душа? Которые домысливают, дорисовывают, дополняют воображением? Что мне прикажете делать?

Мне показывают: герой жатвы. Обветренное лицо. Натруженная рука. Ведет комбайн. Море пшеницы... До­полняю воображением. Сам веду. Стопудовый урожай. Двухсотпудовый. Трехсот. От зари до зари. Тройная оплата. Вернулся с «Жигуленком». Жена счастлива. Со­седи завидуют. Отличное настроение!

И вдруг: геологи в тайге. Ищут нефть. Бездорожье. Болота... Дополняю воображением. Сам ищу. Болотная жижа в сапогах. Нос распух от комариных укусов. Руки примерзают к железу. Продукты кончились. клюк­ву. Запиваю нефтью. Депрессия, апатия, дикая тоска...

И вдруг: кто-то бежит сто метров. Быстро бежит... Дополняю воображением. Сам бегу. Сто. Двести. Четы­реста. Марафон. Олимпиада. Победа. Иностранная де­вушка целует. Лавровый венок. Щами пахнет. Отличное настроение!

И вдруг: где-то разбился самолет. Дым. Носилки. Нога свисает... Дополняю воображением. Моя нога. Меня уно­сят. Приносят. Телеграмму. Жена рыдает. Утирается. Выходит замуж. Другой мужчина бродит в моей квар­тире. Мой портрет висит на стене. Ремонт. Его сни­мают. Забывают повесить. Пылюсь в углу. Депрессия, апатия, дикая тоска...

И вдруг: погода. В Крыму купаются. Отличное на­строение!

В Мурманске снег.

В Ташкенте плюс тридцать. Отличное настроение!

В Поволжье холодно.

Спрашивается, если в Поволжье холодно, зачем об этом сообщать на всю страну? Кому от этого теплее? Если где-то катастрофа, зачем показывать? Кто ушел, того уж не воротишь,— зачем меня, живого, пугать?

Вы скажете: таких, как я, меньшинство. До поры до времени! Образование ширится, культура растет, тонких душ все больше и больше. Впечатлительность впереди инфарктов идет. Подростки рефлексируют. До­школьники параллели проводят. Ассоциируют некото­рые, сам видал. Пора об этом подумать. У меня есть практическое предложение: всю информацию группиро­вать по дням недели.

Суббота. В субботу — только смешные новости. В таком-то зоопарке родился гибрид страуса с пеликаном. Все довольны. В Шотландии подводное чудовище съело теле­камеру. Чувствует себя хорошо. В Италии соревнование чудаков: кто больше оперных арий споет, сидя в транс­форматорной будке. Сидят, поют. Отличное настроение!

Воскресенье — канун трудовой недели. Людям бод­рость нужна. Показываем только достижения. На строй­ках, заводах, в колхозах. В спорте. Хорошо бы дого­вориться со спортсменами, чтобы они мировые рекорды били только по воскресеньям.

Понедельник. Понедельник — день тяжелый. Сюда — все аварии. Кому надо, пусть смотрят. Сюда же можно о вреде алкоголя на дорогах страны. Сюда же: где сегодня плохая погода.

Со вторника по четверг — новости науки и техники, трудовые будни.

В пятницу: только погода. Только хорошая.

В субботу — снова юмор. Дрессированный бегемот считает на ЭВМ. Все довольны. Пойман сом, возраст триста три года. Чувствует себя хорошо. Найден гриб, напоминающий в профиль Карлсона, живущего на крыше,— отличное настроение!

И ни-ка-ких рефлексий.

Всего нас восемь. Меня зовут Аш-два, я последняя в шеренге. А может, и первая, смотря как считать. Но первая ли, последняя ли, не имеет никакого значе­ния: все равно я пешка. Боевая единица шахматного сражения. Как сказал поэт, «единица — вздор, едини­ца — ноль». Нами помыкают как хотят. Фигуру сначала долго вертят в пальцах, при этом вздыхают, размышля­ют, покуривают. А нашего брата двигают не задумыва­ясь. Как мне ненавистна эта белая косточка, эти над­менные слоны, холеные кони, эти тупые, прущие через все поле ладьи. А ферзь?! Формально он самая важная фигура после нашего великого короля, а на самом деле — обычный бандит с большой дороги. С главной диагонали — А-один — Аш-восемь. Он бьет всех, его — никто, о каком уважении прав личности можно говорить в такой ситуации?