Уже не всё успею.
И не впрыгну уже в поезд, набирающий скорость. И – для первой же юбки – не порву повода. И былой уверенности в себе не обрету.
Не жаль.
И только одно теперь вызывает у меня досаду: что не жаль.
P.S. Не пугайтесь. Это стихотворение. Наверное, в прозе. Но не исключено, что и верлибр. Лирический.
И тоже к вопросу о русской тоске. Конец уже 2014-го. Очередное многошумное писательское сборище, и я, заскучав, выхожу покурить. А на ступеньках сталкиваюсь с давним своим товарищем – поэтом, и, разумеется, прекрасным. Глянул он на меня острым глазком и спрашивает, будто пароль, заговорщицким голосом: «Путин – х…о?»
Я только посмотрел на него поверх очков.
Но товарищ мой не унимается: «Ты ватник[661], что ли?»
И снова я на него посмотрел, чтобы нарваться на вопрос следующий и уже, спасибо, последний: «Нет, ты мне все-таки скажи – ты за Россию или за Украину?»
Что я ответил, неважно. А теперь думаю, мог ли бы другой, но тоже, разумеется, прекрасный поэт меня вот также вот проверить вопросом: «Крымнаш?»
Наверное, мог бы.
Но… так меня пока что еще не проверяли.
Если что меня и изумляет в согражданах, то это укоренившаяся манера всех, кто исповедует иную, чем наша, веру, считать непременно либо недоумками, либо подонками. Чуть шаг, чуть два в сторону от того, что мы полагаем истинным / нравственным, как мы сразу же подозреваем нечистоту помыслов, рабью натуру, умственную слепоту или прямую своекорыстность.
Встречаются ли подонки и недоумки в жизни? О да, и я тоже предпочитаю сводить общение с ними к гигиеническому минимуму. Как, равным образом, отношения с перевертышами, что еще вчера преданно служили власти, а ныне, впав в немилость, бросают ей безопасный (для себя) вызов или, наоборот, от фрондерства, всегда кажущегося привлекательным, съезжают к такому уж охранительству что святых выноси.
Но их, слава богу, все-таки не много. Куда больше тех, кого стоит считать своими противниками, пусть даже врагами, но уж никак не недоумками. Потому что они тоже жизнью – своей единственной и неповторимой – платят за убеждения, представляющиеся нам ложными и, может быть, опасными для окружающих.
Сражаться с ними или хотя бы не принимать их – наше неотъемлемое право. Придумывать им позорные клички, мне кажется, ребячество.
Тем более что у бранных слов и позорных кличек, которыми мы так охотно обмениваемся, ресурс в общем-то небольшой. Во всяком случае, недолгий.
Вот, например, когда Союз писателей СССР еще в 1991 году распался надвое, Союз писателей России, что на Комсомольском проспекте, тут же назвали фашистским, тогда как альтернативный Союз российских писателей тут же прослыл жидомасонским.
Сначала, конечно, и тем и другим было обидно, но потом как-то пообвыклись. Поэтому, спросив случайно встреченного аполитичного литератора, в какой он, собственно, писательской организации состоит, обычно слышишь: «Да я уже даже и не помню». – «Ну, а все-таки?..» – не унимаюсь я. «Кажется, в фашистском. А может, в жидомасонском. Какая, в сущности, разница?»
Разница есть, но так он говорит это, знаете ли, безмятежно, что и тебе на минутку примстится, что, в сущности, никакой.
Или вот еще – красно-коричневый. Всем, казалось бы, кличкам кличка. Кое-кто из обозванных и в суд, кажется, подавал – за клевету. Пока Александр Проханов не заявил публично: «Да, я красно-коричневый» – и даже одноименный роман выпустил. Так что слово утратило позорные коннотации{2}, а потом и вовсе вышло вроде бы из употребления.
Сейчас-то, после победы очередного Майдана и известных перемен как в Украине, так и в среде российской интеллигенции, языковое творчество масс совсем распоясалось. С одной стороны – укропы, бандеровцы и майдауны. С другой – колорады, оккупанты и вообще ватники. И что? О рок-группе «Ватники» я уже слышал. И можно только пожалеть, что Александр Андреевич Проханов не за Майдан. А то ведь напечатал бы уже автобиографический роман «Бандеровец». Или, еще лучше, «Жидобандеровец».
Этим летом я должен был быть в Карабихе, на ежегодном Некрасовском празднике. Не сложилось. До сих пор обидно. А сказать там я хотел примерно вот что.
Сейчас просвещенное российское сословие расколото – как и 150 лет назад. Тогда, загляните в Википедию, в очередной раз замиряли взбунтовавшихся поляков, и Николай Алексеевич Некрасов на одном из собраний прочел свою оду Муравьеву-вешателю. Его, понятно, заклеймили, и позорное это стихотворение, чтобы не бросало тень на светлый облик, до сих пор можно найти отнюдь не в каждом собрании сочинений. Как и оду Иосифа Бродского «На независимость Украины», без которой обошлось его эталонное издание в «Библиотеке поэта».