- Галлеон — это золотая монета, — объясняет мне моя провожатая. Достаю десять желтых кругляшей, протягиваю. В ответ получаю кожаный лопатник с завязкой на веревочке.
- А чего монеты трех видов? — спрашиваю я, когда мы, попрощавшись с гоблином, вышли из банковского здания.
- Так уж повелось, — отвечает мне мадмуазель Вектор. — Серебряные называются „сикли“, а медные — „кнаты“. В золотом галлеоне семнадцать сиклей, в одном сикле двадцать девять кнатов. Некоторые говорят, что все очень просто.
- Лично мне кажется нелогичным. Дробное число какое-то получается.
- Склонна с тобой согласиться. Но такой курс установили сами гоблины.
- Это почему это?
- Потому что они не только управляют банком, а и чеканят деньги.
- Кстати, когда мы только входили, мне показалось, что их охранник смотрел на нас… ну, примерно так, как смотрит аист на зазевавшуюся лягушку.
- Увы, но это так и есть. Гоблины, мягко говоря, не в лучших отношениях с людьми.
- Тогда я вообще ничего не понимаю. Это выходит, примерно то же самое, что, живя в Англии, платить за покупки советскими рублями или марками ГДР.
- Выходит, что так, — вздыхает моя собеседница. — Но у нас есть достаточно мудрых голов, которых все устраивает, — она поспешила перевести разговор с неудобной темы. — Ну что, пойдем теперь за формой?
- Давайте, только вот куда?
- Вот сюда, — она показывает мне на вывеску „Мантии мадам Малкин на все случаи“.
- Ты иди, я подожду здесь.
Мадам Малкин оказывается низенькой толстушкой возраста „ягодка опять“ или около того, вечно улыбающейся, одетой во все сиреневое.
- В Хогвартс, первый курс? — спрашивает она, и, не дожидаясь моего ответа или хотя бы кивка, начинает порхать вокруг меня с линейкой в руках, отмеряя ткань. Вот никогда не любил манекеном работать, ё…, стоишь столбом, а все на тебя смотрят как на чудо заморское. „Полюбуйся, народ, медведь пляшет и поет!“ Слава Богу, через полчаса пытка заканчивается, и я вываливаюсь на улицу аки мешок с… картошкой, сжимая в руках сверток с мантиями.
- Ну что, все сделали? — спрашивает меня моя провожатая.- Быстро она сегодня что-то, наверное, очереди не было. Теперь за книгами?
Что ж, будем надеяться, что в книжной лавке не заставят плясать как цыган ученого медведя.
Идем по улице… и тут свет выключили. Чувствую, что лежу на мостовой, а на мне сверху лежит что-то теплое и мягкое. Или кто-то?
- Нимфадора, встань с молодого человека, ты так его задушишь, — слышу укоризненный голос мадмуазель Вектор, как будто бы отчитывающей кого-то.
- Септима, не называй меня Нимфадорой, сколько раз просила! — вскакивает с меня кто-то, оказавшаяся при рассмотрении молодой и симпатичной девушкой с волосами чудного сиреневого цвета, одетая, как поклонница какой-нибудь рок-группы жанра „хэви метал“. Причем, когда она вскочила, как ужаленная, я смог увидеть, как волосы ее на момент блеснули ярко-красным.
- Ой, прости, Тонкс, я вечно забываю. Но нельзя же так, ты, вон, чуть не задушила Гарри.
- Какого еще Гарри?
- Меня, то есть, — представляюсь. — Во… Гарри Поттер, к Вашим услугам, мадмуазель…
- Зови меня просто Тонкс. Ты на первый курс? А я на седьмой! Вот мама обрадуется, когда я ей расскажу, она про тебя часто вспоминает. Они сейчас уехали отдыхать, приедут только тридцать первого, меня в школу проводить…
- На седьмой?
- Ну да, он же выпускной.
- Ага, ага. Дембель неизбежен, так что ли? Дембельский аккорд уже продумала?
- Это что ты сейчас имеешь в виду?
- Это русская армейская традиция. Когда солдат увольняется со службы, это называется „дембель“. А „дембельский аккорд“ это обычно мелкая пакость, ну или крупная, кому как свезет, подстроенная этим солдатом какому-нибудь особенно нелюбимому офицеру.
- Кажется, это мне начинает нравиться. Нам определенно надо видеться чаще! Ты не мог бы мне подсказать, как это все устраивать?
- К сожалению, только в теории, м… Тонкс, но я сам тоже кое-что могу… — показываю ручку от рогатки. Не говорить же им, что ты сам, Вован, в армии так и не служил, будучи признан негодным по здоровью десять лет тому вперед.
Тонкс сияет, прощается с нами и куда-то исчезает.
- Вот, Гарри, лучшая моя ученица, хоть и жутко недисциплинированная, — говорит мне мадмуазель Вектор. — Я учила ее последние два года, за это время и сдружились. Учится хорошо, только ведет себя совершенно по-своему, нет в школьном уставе того правила, которое она бы не нарушила. Ты подожди, она и тебя быстро в оборот возьмет.