Вовенарг

Именно эта напыщенная величавость, которую мы приписываем римлянам, всегда каза-лась мне главным недостатком наших театральных пиес и камнем преткновения для поэтов. Разумеется, гордость внушает почтение неискушенным людям, но умам утонченным сразу становится очевидной вся натянутость, вся фальшь кичливых, высокопарных словоизлияний. Заурядным поэтам ничего не стоит вложить в уста своих героев надменные речи. Трудность состоит в том, чтобы возвышенные слова оказались уместными и правдоподобными. Преодолеть ее умел великий Расин, но мало кто обращал внимание на этот его удивительный дар. В репликах расиновских героев так мало искусственной приподнятости, что звучащая в них гордость проходит незамеченной. Поэтому когда Агриппина, взятая под стражу по приказу Нерона ¹⁷ и вынужденная оправдываться, начинает свою речь столь простыми словами:

Поближе сядь, Нерон. Все говорят, что надо

Мне оправдать себя. Вот только в чем? ..

«Бритаиик», IV, 2 *

— думаю, очень немногие понимают, что она как бы приказывает Нерону подойти к ней и сесть, хотя ей предстоит держать ответ за все соде-

янное и уже не перед сыном, а перед своим повелителем. Если бы она сказала, как Корнелия:

Нерон, пусть рок меня в оковы ввергнул ныне,

Но пленницу не мог он превратить в рабыню,

И я за жизнь свою так мало трепещу,

Что слово «властелин» к тебе не обращу —

несомненно, почти все нашли бы ее слова возвышенными и рукоплескали бы им.

Корнель слишком часто совершал эту ошибку — витийством подменял высокие чувства, декламацией — красноречие. Кое-кто из замечавших его склонность к ненатуральности оправдывали поэта стремлением показать людей такими, какими бы им следовало быть,¹⁸ то есть не отрицали, что во всяком случае он не списывал их с натуры — признание, разумеется, немаловажное. Корнелю, очевидно, мнилось, что, наградив своих героев ненатурально возвышенным характером, он превзошел натуру. Живописцы в этом отношении менее самонадеянны. Изображая ангелов, они придают им черты детей, отдавая тем самым должное природе, их бесконечно разнообразной модели. Хотя воображению тут есть где разгуляться, мастера кисти отлично знают — человеческая фантазия весьма изобретательна по части всяческих химер, но вдохнуть жизнь в собственные свои вымыслы она неспособна. Если бы Корнель задумался над тем, почему все хвалебные речи так холодны, он понял бы, что повинно в этом желание ораторов сообразовать человеческую суть со своим представлением о ней вместо того чтобы свои представления почерпнуть в самом человеке.

Заблуждение Корнеля меня ничуть не удивляет: хороший вкус — это всегда тонкое и безошибочное понимание прекрасной натуры и свойствен он лишь тем, чьи мысли исполнены натуральности. У Корнеля, жившего в эпоху жеманства, не могло быть верного вкуса: свидетельство тому не только его собственные творения, но и те, которые он взял за образец, отыскав их у напыщенных испанских и латинских авторов,¹⁹ чью страсть к грандиозному предпочел куда более благородной и трогательной простоте греков.

Отсюда его натянутые противопоставления, грубые небрежности, бессчетные вольности в обращении с языком, темноты, высокопарность и, наконец, фразы-повторы, в которых одна и та же мысль излагается на разные лады, словно в длинных периодах проповеди.

Отсюда же нескончаемые препирательства, которые иной раз портят самые сильные сцены, ибо невольно начинает казаться, что присутствуешь при публичном чтении философского трактата, где автор все запутал с единственной целью потом все распутать. При этом герои трагедий Корнеля излагают сложные и хитроумные доказательства, как заправские педанты, или позволяют себе играть мыслями и словами²⁰ наподобие школяров или законников.

Но и эти хитросплетения меньше коробят меня, чем низменность некоторых сцен. Так, 8 замечательном в общем диалоге Куриаций го-

ворит Горацию перед тем, как тот уходит со сцены:

А мне ты все же свой — тем горше я страдаю,

Но мрачной гордости твоей не понимаю.

Как в наших бедствиях достигнут в ней предел,

Я чту ее, но все ж она не мой удел.

'ТорациА», И, 3

Гораций, герой трагедии, отвечает ему:

Да. мужества искать не стоит против воли.

Когда отраднее тебе стенать от боли,—

Что ж, облегчать ее гы можешь без стыда.

Вот и сестра моя рыдать идет сюда.*