Вовенарг

Думаю, что не требуется особой смелости, чтобы заявить: вкус толпы не бывает верен, и бесславная судьба множества бездарных книг — убедительное тому доказательство. Правда, подобные писания живут недолго, но те, что заменяют их, стряпаются по столь же скверному образцу: в мнимую немилость у публики попадают не они сами, а только их авторы. Это объясняется тем, что любой предмет производит на нас впечатление лишь в той степени, в какой он затрагивает наш разум: все, что лежит за пределами наших интересов, ускользает от нас, например, низменное, простодушное, возвышенное и т. д.

Правда, умные собеседники могут изменять наше суждение, но они не властны изменить наш вкус, потому что у души бывают склонности, не зависящие от убеждений, и того, чего мы не поняли сразу, мы не поймем постепенно, как это происходит с суждениями. Вот почему существуют произведения, которые толпа критикует и которые несмотря на это продолжают ей нравиться: их критикуют, повинуясь рассудку; ими наслаждаются, повинуясь вкусу.

Пусть же приговоры публики, исправленные временем и великими мастерами, считаются, если угодно, непогрешимыми, но будем отличать их от ее вкуса, который, по нашему разумению, всегда спорен.

Заключу эти наблюдения следующим: люди издавна задаются вопросом, возможно ли объяснить чувство с точки зрения разума; все согласны, что оно познается исключительно с помощью опыта,⁹ но умным людям дано без труда постигать скрытые причины, пробуждающие чувство; однако многие обладатели хорошего вкуса лишены такой способности, а шайке болтунов, вечно разглагольствующих о хорошем вкусе, не достает чувства, основы правильных представлений о вкусе.

О СЛОГЕ И КРАСНОРЕЧИИ

О выборе выражений можно в общем сказать, что он отвечает природе идей и, следовательно, складу ума.

Было бы тем не менее чересчур смело судить обо всех людях по их слогу. По-видимому, точное соответствие между способностью мыслить и умением выразить мысль в словах встречается редко, а необходимая связь между идеями и терминами не всегда налицо. Мы хотим, например, поговорить о хорошем своем знакомом, чей характер, облик, повадки — все у нас в голове, кроме имени; имя-то и нужно назвать, а нам его никак не вспомнить. То же происходит со множеством вещей отвлеченных: мы отчетливо представляем себе, что хотим сказать, но подходящих слов найти не можем; вот почему умным людям не хватает подчас той легкости в изложении мыслей, которой к выгоде своей обладают люди поверхностные.

Точность и меткость слога зависят от правильного употребления терминов.

Сила, питаемая чувством, способствует легкости и сжатости; она обычно проявляется в слоге.

Тонкость прибегает к терминам, позволяющим выразить много больше, чем сказано.

Деликатность прячет под покровом слов то, что в предмете, о котором идет речь, есть отталкивающего.

Благородство придает изложению непринужденность, простоту, точность, естественность.

Возвышенность сообщает благородству силу и полет, которые потрясают разум, изумляют его и выводят из равновесия; это наиболее верный способ выразить высокое чувство или великую и ошеломляющую идею.

Слабость выражения мешает чувствовать возвышенность идеи, но великолепие слога при слабости идеи — это форменная чушь: возвышенность требует высоких мыслей, переданных словами и оборотами, их достойными.

Красноречие охватывает все способы выражения; красноречивых книг мало, но отдельные его блестки рассыпаны во многих сочинениях.

Бывает красноречие словесное, сводящееся к умению легко и пристойно излагать мысли любого свойства; это светское красноречие. Бывает и другое — красноречие самих идей и чувств в сочетании с красноречием слога; это подлинное красноречие.

Встречаются также люди, которых вдохновляет пребывание в свете, и другие, которых оно сковывает. Первым нужны слушатели, вторым — уединение и сосредоточенность; одни красноречивы в беседе, другие — наедине с рукописью.

Чтобы говорить изысканно, довольно капельки воображения, памяти и обходительности, но сколь многого требует подлинное красноречие: рассудительности и чувства, бесхитростности и приподнятости, порядка и беспорядка, силы и изящества, кротости и неистовства и т. д.!

Все, что было когда-нибудь сказано о важности красноречия, лишь в малой степени исчерпывает эту тему. Красноречие оживляет все, без него не преуспеть ни в науках, ни в делах, ни в беседе, ни в сочинительстве, ни даже в погоне за наслаждениями. Оно распоряжается человеческими страстями, пробуждая, успокаивая, направляя и видоизменяя их по своему произволу; все повинуется его голосу, и, наконец, лишь оно само способно воздать себе заслуженную хвалу.

ОБ ИЗОБРЕТАТЕЛЬНОСТИ