Вовка – брат волшебника

— Изволь обращаться ко мне на Вы!!! — взревел полковник, а Кирилл продолжал, не обращая внимания на его истерический окрик:

— Сядь на место, Сережа Змеев.

Полковник неожиданно обмяк, тихо подошел к столу и сел на стул.

— Во что же ты превратился, Сережа Змеев? — продолжал Кирилл. — Разве об этом ты мечтал? Разве ты мечтал стать преступником и помогать бандитам?

Вовка увидел, как слетела с лица полковника злобная гримаса, как закрылись его глаза, а сам он бессильно отвалился на спинку стула. Змеев заговорил странным полусонным голосом, будто под гипнозом:

— Я мечтал стать милиционером… Я мечтал бороться с преступниками и защищать хороших людей… Я мечтал стать смелым и справедливым. Я мечтал делать добро хорошим людям… делать добро…

— И много ли ты сделал добра с тех пор, как стал милиционером?

— Я с тех пор не делал добра… я только творил зло… только зло… только зло…

— А ведь ты, Сережа, раньше не был трусом, правда?

— Я не был трусом, зато теперь я трус… я трус… я боюсь того, от кого должен защищать людей… Я боюсь Луганского… боюсь Луганского… боюсь… боюсь… Я стал бояться его в школе, когда он с дружками стал меня преследовать и бить…

— А ведь милиционер не должен бояться бандитов.

— Не должен бояться… не должен… не должен… не должен…

— Вспомни, Сережа, каким ты был тогда. Представь, что тебе снова десять лет, вспомни маму, бабушку, дедушку, папу. Они ведь гордились тобой, а ты предал их.

— Да, я предал…

— А еще ты предал свою мечту, ты предал себя, тогдашнего.

С полковником что-то происходило. Вовка увидел, как из закрытых глаз Змеева покатились по щекам крупные слезы. Полковник продолжал говорить:

— Я предал всех, я предал свою мечту, я предал себя. Сережа, прости меня… Я не знаю, как все исправить… Я предал твою мечту, Сережа. Ты мечтал защищать хороших людей, а я защищаю преступников, бандитов. Я стал подлецом, негодяем, преступником… стал преступником… сам. Нет, я уже не ты… Ты умер, когда я совершил первый подлый поступок. Ты умер, а родился я — мерзавец, которому нет места на Земле. Что же теперь делать, как жить дальше?

Неожиданно, полковнику ответил мальчишеский голос. Голос звучал просто из пространства:

— Я снова оживу, если ты перестанешь быть подлецом. Ты снова станешь мной, если станешь тем, кем я мечтал стать. Ты сможешь.

Полковник зарыдал. Вовка не мог больше на это смотреть. Он почувствовал, что сам вот-вот разревется. Ему было до слез жаль полковника Змеева. То есть не полковника, а просто Сережу Змеева, с которым разговаривал сам Сережа, только уже ставший взрослым. Вовка сделал то, чему его научил брат — он телепортировался прямо в парк Швейцария к тому обрыву, на «гиблое место».

Он сел на бетонную плиту. Слезы душили его. Вот ведь как получается — даже преступники не всегда были плохими. Может быть, и Луганский мечтал когда-то о чем-то хорошем. Может, просто произошло у него в жизни что-то, что сделало его таким.

Вовка не заметил, как кто-то к нему подкрался. Он просто услыхал голос Гоблина, стоящего уже рядом:

— Ну, вот и все, щенок. Наконец-то я тебя выследил. Теперь я с тобой поквитаюсь, гнида — за все поквитаюсь. Здесь нет свидетелей, и живым ты отсюда не уйдешь.

Вовка испугался, но старался не подавать вида, лихорадочно соображая, что теперь делать. Убежать не удастся — Гоблин вот он, рядом, поэтому не убежишь. Спуститься вниз по лестнице? Так ее же нет, а Гоблин вот он. Эх! Вовка опять забыл о телепортации.

— Это ты исковеркал мою жизнь, — продолжал Гоблин. — Не знаю, как ты это сделал, но это твоя работа. Был я уважаемым человеком, а ты, подонок…

— Что, показал всем, что подонок не я, а ты?!! — неожиданно разозлившись, закричал Вовка. — Или, что ли, не ты устроил подставу с теми деньгами?!! Что ли, не ты велел украсть деньги и подложить их мне?!!

— А это теперь уже неважно, — ответил Гоблин. — Ты, Муравкин, собирался прыгать с крыши? Ну так вот, сейчас ты полетаешь. А там, внизу, камни — там долго будут собирать твои косточки. На меня не подумают. Подумают, что это несчастный случай, что ты просто упал с обрыва.

«Здесь даже если сорвешься, никуда не упадешь», — вспомнил Вовка слова Кирилла, и он решился.

— Это вряд ли, — сказал он, вставая с плиты. — Вам, Геннадий Олегович, лучше уйти, а то Вам станет еще хуже, — Вовка и сам не ожидал, что сможет разговаривать так спокойно. А он теперь, и правда, не боялся. Вовка продолжал:

— Что ли, Вы не поняли, Геннадий Олегович, что я волшебник? И почему вы подумали, что я собирался прыгать с крыши? Что ли, я псих? Ваша исковерканная жизнь — моя работа. Я изменил прошлое, сделал его лучше. У меня снова есть родители. В Мире стало меньше зла. А у вас стало все плохо потому, что вы делали много плохого и подлого. Вам лучше оставить меня в покое, а то вам будет еще хуже. Или вы хотите повисеть во-о-он на том дубе? — Вовка показал на то огромное загадочное дерево, что росло внизу под обрывом.

Гоблин растерялся, а Вовка спросил:

— Ну как? Может, передумаете, господин Гоблин?