Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага

Скоро лес начал редеть, пошли кусты. Запахло водой. Пробираться бесшумно сквозь кусты было трудно. Лай приближался. Вовку охватил страх.

Впереди блеснула полоса воды. Запыхавшийся Вовка остановился у крутого, обрывистого берега. Взглянув на реку, он мысленно ахнул: широкая! А вдруг не переплыву? Преследователи шли за ним по пятам. В любую секунду они могли появиться из лесу. Вовка подошел к самому краю и, раздвинув кусты, заглянул вниз. До воды было метра три. Он прыгнул и съехал вниз. Тут Вовка увидел у самой воды бревно. Видимо, его принесло сюда в паводок.

Вовка вцепился в него руками и начал сталкивать в воду. Упав, бревно быстро поплыло по течению. Вовка кинулся догонять его. Потом, взобравшись на него, стал грести двумя руками.

Сосновый лес на противоположном берегу подступал почти к самой воде. Когда Вовка пристал к илистому, заросшему травой и ивняком берегу, из леса с громким лаем выскочила огромная овчарка.

Вовка торопливо спрыгнул с бревна в воду. Впереди темнел огромный куст. Вовка направился к нему. Вода доходила до груди, а вязкое дно засасывало ноги. Вовка опустился в воду по самую шею и поднырнул под куст, уцепился за ветки, прижался к берегу, притаился. Ему было видно, как два немца, держа автоматы наготове, осматривали тот берег. Замирая от страха, Вовка старался не дышать.

Собака продолжала громко лаять. Стало холодно, но Вовка боялся пошевельнуться. Вдруг он почувствовал, что по левой ноге что–то поползло, потом остановилось на икре и укусило. Вовка нагнулся и пошарил рукой. Под пальцами он ощутил что–то скользкое, холодное, мягкое. «Пиявки!» — догадался он и легонько оторвал пиявку от ноги. Но тут сразу несколько штук впились в правую ногу.

Немцы шныряли по всему берегу, придирчиво осматривая кусты. Не найдя ничего подозрительного, повернули назад. Собака неохотно побежала за ними.

Вскоре шаги и голоса затихли. Но Вовка еще долго не решался выйти из воды.

Солнце выглянуло из–за дальней кромки леса. Стало тепло. Вовка, почувствовав себя в полной безопасности, выбрался на берег. Снял одежду, выкрутил штаны, рубаху и разложил их просушить. Сам улегся на траву, подставил спину солнечным лучам и не заметил, как уснул.

Проснулся Вовка уже вечером, когда солнце опускалось за горизонт. Он сел, поежился от прохлады, осмотрелся. От реки веяло сыростью. Вовка потянулся за одеждой. Рубаха и штаны высохли. Приятно было набросить на продрогшие плечи теплую, пахнущую солнцем и тиной рубаху.

Одевшись, Вовка поднялся и тут только по–настоящему почувствовал, как болели ссадины и ушибы. Особенно левое колено. Оно распухло и покраснело. «Перевязать надо», — подумал Вовка и вспомнил, что у него, кажется, был носовой платок. Грязный, в оружейном масле, в пятнах крови платок лежал в кармане. Но его всего хватило, чтобы один раз обернуть ногу.

Шагать с такой перевязкой оказалось нелегко. Боль усилилась. Некоторое время Вовка терпел, потом не выдержал и, сняв платок, сунул его в карман.

Страшно хотелось есть. Вовка рвал щавель, заячью капусту. От такой пищи еще только сильнее засосало под ложечкой.

Быстро темнело. Вовка решил дальше не идти. Он нарвал несколько пучков травы и сел на нее, положив голову на колени. Молча смотрел на реку, на ночной туман, что стлался над самой водой, и думал свою думу. Он не пугался наступающей темноты, не боялся леса, просто томило одиночество. С тоской вспомнил он дни, когда вместе с Санькой и Михасем ночевали в стогах. «Что с ребятами? Где они сейчас?» — эта мысль не давала ему покоя.

С легким шумом, угловато и стремительно пролетел над рекой козодой и, сложив крылья, сел на влажный песок у самой воды. Где–то спросонья закрякала утка.

Ночь прошла беспокойно. Вовка чутко прислушивался, вздрагивал от каждого шороха, от каждого всплеска волны.

Едва дождавшись рассвета, Вовка выбрался из–под куста и отправился снова в путь, на восток. Он опять обходил болота, перебирался через овраги, осторожно перебегал через открытые места. Сосновый бор сменился березовой рощей, потом густым осинником, а за осинником снова начался густой еловый лес, темный, труднопроходимый.

На третий день пути у Вовки во рту появилась такая оскомина, что он никак не мог заставить себя съесть хотя бы листик щавеля или кусочек гриба. Вовка попытался грызть кору молодых осинок, как это делают зайцы зимой, но кора была горькой, и Вовка долго плевался.

Двигаться вперед становилось все труднее. Силы таяли, Вовка часто останавливался.

На одной из таких вынужденных передышек его взгляд остановился на небольшом кусте, усеянном сочными красными ягодами. Они были очень красивы, таких Вовка никогда не видел. Не раздумывая, Вовка нарвал их целую горсть, сунул в рот и тут же стал выплевывать. Горечью обожгло язык, горло. К вечеру у Вовки разболелся живот, началась рвота. Корчась от боли, Вовка катался по траве и, держась руками за живот, беззвучно рыдал… Ему казалось, что он умирает, что нет спасения. Он мучился долго и только к ночи забылся глубоким сном.