Читаем Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага полностью

Выслушав донесения разведчика, Вовка тут же принял решение: надо напасть на будку, взять деда в плен, а когда покажется встречный поезд, передвинуть стрелку.

— А если дед не сдастся, как тогда? — спросил Санька.

— Что ты, мы же с автоматами, сдастся, — ответил Вовка тоном, не терпящим возражений, и поднял автомат. — Передвинем стрелку — и ходу.

Пожилой усатый железнодорожник сидел на койке в расстегнутой поношенной форменной тужурке. В руках он держал большую кость и с наслаждением обсасывал ее. Рядом на табуретке, на куске газеты стоял котелок с ложкой и лежал недоеденный кусок хлеба.

Увидев незнакомых мальчишек, стрелочник нахмурился.

— А ну, марш отсюда, шалопаи!.. — Он хотел еще что-то сказать, но осекся, глаза его округлились, кость выпала.

— Ни с места! — как можно солиднее и строже приказал Вовка, поднимая автомат. — Руки вверх!

— Вы… вы што, ребятки? Решили напугать меня, да? — стрелочник заискивающе улыбнулся.

— Ни с места! — сказал Вовка, видя, что он опускает руки. — Убьем.

— Пуль у нас много, — добавил Санька, щелкая затвором. — Мы партизаны.

У старика дрогнули усы, он отшатнулся, торопливо поднимая костлявые длинные руки.

— Партизаны… — прошептал он. — Не трогайте, я русский… Насильно заставили работать… Не хотел, ей–ей, не хотел. Пришли с винтовками… Говорят: или иди работать или становись к стенке… Вот как оно было… Подневольный я… Разве сам пошел бы?

— Когда встречный поезд прибудет? — спросил Вовка.

— Через семь минут, — поспешно ответил стрелочник и добавил: — Эшелон воинский, пройдет без остановки. Ему «зеленая улица» открыта до самого фронта.

— Никак не получается, — сказал Михась, входя в будку. — Стрелка тяжелая, не подыму один.

У железнодорожника затряслись руки.

— Вы… что делаете?.. Я отвечаю…

— А ну выходи, — приказал Вовка. — Передвигай стрелку.

— Попробуй только пискни, — пригрозил Санька.

Железнодорожник вышел. Дрожащими пальцами он сунул ключ, открыл замок, потом, ухватившись двумя руками, передвинул рычаг с квадратным чугунным грузом.

— Теперь что надо, — сказал Михась.

— Запри на ключ, — приказал Вовка стрелочнику.

Тот, косясь на автоматы, щелкнул замком.

— Давай сюда ключ. — Вовка протянул руку.

Железнодорожник отдал ключи и упал на колени.

— Помилуйте! Меня же они… И семью… Не губите… пожалейте старика, — умолял он дрожащим голосом. — Никто же не поверит… Скажут, сам все… Хоть свяжите меня… Свяжите для оправдания.

Санька нахмурился, стараясь скрыть жалость. Михась вздохнул. Вовка, пряча ключ в карман, произнес сочувственно:

— Мы бы связали, но у нас веревки нет.

— Есть веревка, — поспешно сказал стрелочник, — под койкой лежит.

Михась, не дожидаясь приказания, метнулся в будку и вынес моток веревки.

— Ложись, — приказал он железнодорожнику. — Руки за спину.

— Ребятки, — взмолился он. — Вы уж лучше в будке меня свяжите.

— Как хочешь. — Вовка пожал плечами. — Нам все одно.

Стрелочника повели к будке. Его связывали Михась и Санька, а Вовка стоял с автоматом. А чтоб старик не звал на помощь, сунули ему в рот фуражку.

— Глаза надо бы еще завязать, — предложил Михась.

Санька схватил сумку стрелочника, вытряхнул из нее все и натянул на голову.

— Поезд идет! — Михась первый услышал шум приближающегося эшелона. — Бежим!

— Погоди. — Вовка оторвал кусок картона со стены и написал углем: «Заминировано! Восыком». Картонку прикрепил на дверях будки.

Эшелон мчался на полной скорости, сверкая фарами, оповещая о своем приближении гудком.

Вовка, Санька и Михась, не оглядываясь, что есть духу помчались по картофельному полю.

До леса оставалось уже несколько шагов, когда раздался страшный грохот, треск, вспыхнуло огромное пламя, озарившее вершины сосен.

Спустя некоторое время на разъезде послышалась стрельба.

— Ха! — весело произнес Михась. — Попали пальцем в небо.

— Не останавливаться, — оборвал его Вовка, — не шуметь.

Санька тянул на веревке Стелку, но та не спешила. Ей, видимо, не очень хотелось брести по ночному лесу. Михась сорвал ветку и изредка хлестал корову, подгоняя ее.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой появляется Тинка

Ночью пошел дождь. Сразу похолодало. Капли уныло, монотонно стучали по листьям.

— Всю ночь будет лить, — сказал Санька, оглядывая небо, — вишь, как затянуло тучами.

— Обложной дождь. — Михась натянул куртку на голову. — Хорошо бы в копну зарыться.

— А как ее найдешь в такой черноте? — Вовка застегнул мокрую рубаху на пуговицы. — На ощупь, что ли?

Легкая одежда ребят стала сырой и холодной. К тому же они потеряли дорогу, шли, натыкаясь на кусты, сквозь мокрые заросли, которые от легкого прикосновения обдавали потоками воды. Корова стала упираться, упрямо мотала головой и жалобно мычала.

Вовка нес автоматы и ведро. Рубаха и штаны прилипли к телу, в ботинках хлюпала вода. Хотелось есть, пить и спать. Все очень устали. Но надо было как можно дальше уйти от разъезда: не оставалось сомнений, что фашисты утром же начнут прочесывать лес.

Скоро мальчишки совсем выбились из сил. Как выяснилось, они забрели на какой–то полуостров: куда бы ни свернули, всюду натыкались на воду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне