Вовка-центровой

— Ты знаешь, Фомин, я никогда не думала, что ты можешь быть таким внимательным и интересным. Ведь ты еще в прошлом году бегал по партам в классе и пел похабные частушки. Даже не верится. Может, завтра мы с тобой снова сходим на Волгу?

Вовка про себя засмеялся. Конечно, от такого предложения первой красавицы класса любой мальчишка потерял бы остатки соображения, но он-то не такой.

— Леночка, — проникновенным голосом сообщил он в ответ, — обязательно сходим, если так тебе хочется, но давай не будем загадывать, ты ведь завтра пойдешь в магазин?

— Ну да, — растерянно сказала Лена, — и что из этого?

— Вот и мы с братом завтра с утра там будем, — улыбнулся ее собеседник. — Там и договоримся, когда встретимся, потому что мне надо еще с ребятами в футбол сыграть.

Он не стал говорить девушке, что ему надо как можно быстрее запоминать окружающих, а в игре это можно было сделать гораздо быстрее и непринужденней, чем в обычном разговоре.

— Ну, раз тебе футбол интереснее, чем со мной загорать, тогда иди и играй, — сказала, надув губы, его собеседница. — Очень надо. Я-то тебя как человека пригласила.

«Ого, какие заявления в столь юном возрасте, — восхитился про себя Вовка. — Вот оказывается, когда нами уже начинают командовать».

— Лена, ну, в общем, завтра я тебя встречаю утром у магазина, — сказал он, повернулся и быстрым шагом пошел по улице, чувствуя спиной недоумевающий взгляд девчонки.

Дома, когда он пришел, были все и, похоже, его уже ждали.

Мама, подозрительно ласково улыбаясь, смотрела на него.

«Ясненько, — понял Вовка, — Мишка заложил».

— Ну как, напровожался? — с ходу спросил отец. — Что-то ты зазнобу свою рано отпустил?

— Вечно тебе, Паша, надо влезть, — заступилась мать, — не смущай парня.

— Да я и не смущаюсь, — ответил сын, — действительно, мы с Леной Климовой прошлись до ее дома после пляжа, и всё.

— Лиха беда начало, — подмигнул отец, — сначала до дома, потом до сеновала.

— Паша, ты о чем с сыном говоришь, какой сеновал, им по пятнадцать лет еще, — закричала мать. — Прекращай этот разговор!

— Хорошо, хорошо, — засмеялся чем-то довольный отец.

— И ржать перестань, — добавила мама, — радуешься, как будто сам провожался.

— Люда, да ты посмотри, парень на глазах взрослеет, себя наконец поставил среди ребят, на гитаре играет, да еще и самую фасонистую девку в поселке прибрал. Фомин, одним словом! — И батя горделиво выпятил грудь. — В общем, сейчас ужинаем, а потом нам старший на гитаре сыграет, а мы послушаем и решим, стоило ли ему гитару дарить, — сказал он свое веское слово.

Ужин прошел, как будут писать когда-нибудь в газетах, в теплой и дружественной обстановке, и после него Вовке пришлось взять гитару в руки.

— Батя, так что сыграть? — спросил он у отца.

Тот долго не раздумывал.

— Спой, сынок, про войну. Два года, как я дома, а все она, проклятая, мне снится.

— Ладно, бать, тогда начну вот с этой, — сказал в ответ сын и ломким негромким голосом начал:

Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян.
Сам не знаешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей.

После первого куплета Павел Александрович закрыл глаза, присоединился и начал подпевать своим низким голосом. И вскоре вся семья дружно выводила тоскливую, тревожную песню войны.

Когда они закончили петь, мама вынула платок из кармана и вытерла заслезившиеся глаза.

Вовка же почти без перерыва начал следующую песню:

Вьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…

Закончилась эта песня, и тут в двери постучали. На приглашение зашли соседи, которых Вовка еще не знал: пожилой усатый одноглазый мужчина с ожоговыми шрамами на лице и полная темноглазая женщина.

— Слухай, Паша, Люда, вы тут так спиваете, можно, и мы с вами посидим, подпоем?

— Конечно, Василий Егорыч, какие разговоры, присаживайтесь за стол, у нас тут свой музыкант появился, не гармонист, конечно, но и на гитаре неплохо играет. Ну что бы ты хотел спеть, старшина? — спросил отец.

— Что спрашиваешь, понятное дело, о танкистах.

И понеслась песня о танкистах, которые задали перца самураям.

Когда вступила в общий хор жена дяди Васи, Татьяна, Вовка играть перестал. Он просто сидел и слушал, как ее высокий голос сплетается с баритоном ее мужа. Пели они хором часа два, после чего дядя Вася сказал:

— Эх, душевно посидели, — и стал прощаться.

Вовка не выдержал и сказал:

— Тетя Таня, вам бы в опере петь с таким голосом.

Та же со своим мягким хохляцким акцентом сказала:

— Эх, хлопчик, какая опера, когда нужно было учиться, мы в деревне работали, очень тяжело, голодно было. А потом перед войной полегче стало, прослушали меня и пригласили в филармонию, а тут война, и пришлось вместо филармонии санитаркой в медсанбате, вот там и своего суженого встретила, — и она погладила своего усатого дядю Васю по руке.

Они ушли, и семейство Фоминых начало собираться ко сну.

На удивление, Вовка заснул сразу, как положил голову на подушку.