— Виктор Иванович, — Аполлонов развернулся к маячившему в дверях раздевалки Дубинину — Председателю секции футбола СССР в Спорткомитете, ну и бывшему и будущему тренеру «Динамо» (Москва) по совместительству.
— Гранаткин Валентин Александрович домой поехал сразу, как матч закончился, ему в Стокгольм завтра рано вылетать. Там …
— Не важно. Как думаешь, Фомин, а шведы не лучше? — и пальцем помахал, словно грозил кому-то генерал-полковник.
— Это — идеальный вариант. Против шведов, даже венгры не рыпнутся.
— Всё, прощевайте, пошёл звонить Гранаткину. Василий Иосифович, готовь самолёт на завтра в Стокгольм.
Обернулся уже в дверях.
— Наташу до дома проводи, поздно уже, темнеет.
Народ заулыбался, кивая понимающе. Эх, а устал-то как, и это всего за пятнадцать минут. Сейчас бы лечь на генеральскую кровать и ноги вытянуть. Нет. ЛУБОВЬ.
Событие двадцать седьмое
Над стадионом раздавалась «Футбольная песенка» в исполнении Георгия Абрамова. Чуть хрипели динамики, но слова знали все семьдесят тысяч болельщиков, собравшихся 29 октября на стадионе «Динамо». Многие подпевали, а уж губами шевелили чуть не все.
Лев Ошанин — автор песни вместе с писателем Львом Кассилем перед разминкой зашли в раздевалку, где, уже переодевшись, игроки «Молодёжки» «Динамо», лежали на полу и медитировали под монотонный голос Вовки, который втирал им про пляж с жёлтым песочком и голубой водой. Были и сидячие слушатели. Сидел в углу, мотая головой, Якушин и рядом, перебирая платочек в руках, сидел Аркадий Иванович Чернышёв. В раздевалке было тепло, даже жарко. Включили уже отопление, что летом провели, и раскочегарили, так раскочегарили. Чернышёв время от времени уже намечающуюся лысину промакивал платочком и опять его в руках теребил. Верили или не верили главные тренеры «Динамо» в этот «хренинг», но Вовке не мешали. Не простая игра впереди, и самое в ней главное, что это не там, в Югославии, где уже приходилось «Молодёжке» с равными примерно по уровню командами с этим «Вашашам» играть. Там — далеко. И там вся страна, в прямом смысле этого слова, на тебя в упор не смотрела. Ну, прочтут потом в газете, далеко не все, обрадуются или огорчатся. Далеко. Не здесь. Сейчас — другое дело — «Тут вам не там»!
— Не вовремя, — Лев Ошанин дёрнулся назад к двери, но Кассиль его задержал и шепнул на ухо: «Послушай, полезно будет».
Вовка знаменитостей углядел, но прерывать лингвистическое программирование не стал. Показал, на часы и на скамейку с тренерами подбородком указал. С Ошаниным Вовка на днях познакомился у Кассиля, когда тот пригласил его послушать первые главы повести про футбольные финты. Поэт был на Штирлица похож, очки так прямо у него и отобрали для нашего разведчика. Есть в одной из первых серий «Семнадцати Мгновений», где Штирлиц картошечку в камине печёт. В свитере домашнем. Вот, прямо, точная копия. Рядом посади и дай картошку в руки, так двух Штирлицев мама родная не отличит.
Фомин закончил читать мантры и, сказав ребятам, чтобы шли разминаться, подошёл к незваным гостям. Хотя на татарина ни тот, ни другой не походил.
— Что-то случилось, товарищи писатели?
— Официально-то как! Товарищи писатели!! Сам писатель. Ладно, — Кассиль склонился к уху Фомина, — Володя, ты знаешь, кто арбитрами на этом матче будут?!
— Да, главный и один из боковых шведы, а ещё наш один, Латышев, если ничего не поменяли. А что? — какие-то рожи заговорщицкие.
— Иван Эклинд и Гуннар Бьёрк, те самые, что судили матч «Динамо» в Швеции с «Норчёпингом» в 1947 году во время Скандинавского турне динамовцев.
— И что? Раз их позвали, значит, они одни из лучших в Швеции. — Вовка с трудом вырывался из действительности в какие-то тайны прошлого.
— Ты, что не слышал про ту историю? Да её вся страна обсуждала месяц целый.
— Я же рассказывал, что после удара молнии память потерял. Что это плохие судьи, предвзято судят? Не любят русских?
— То есть ты ничего не знаешь про историю с таблеткой? — и глаза у обоих «творцов» квадратные, даже очки их не скруглили.
— Нет. Я пойду, разминаться надо. Теперь уже ничего не изменишь. Эти судьи будут судить.