Вместе с замыслом Растрелли… Смольный Воскресения Христова собор (Смольный собор), входящий в состав архитектурного ансамбля Смольного монастыря (1748-1769), построен по проекту Ф.-Б. Растрелли в стиле пышного елизаветинского барокко, достроен архитектором В.П. Стасовым (1835). Растрелли планировал построить однокупольный собор по образцу европейских храмов, но императрица настояла на православном пятикупольном. Собор воздвигли пятиглавый, но только центральный купол относится непосредственно к храму, остальные четыре – колокольни. Центральный купол расположен на барабане и по размерам значительно больше остальных, он имеет шлемовидную форму, его венчает расположенная на фонаре луковичная главка большого размера. Четыре колокольни состоят из двух ярусов, во втором ярусе располагается звонница, каждую из колоколен венчает маленький луковичный купол (Словно маленькие пальцы / Боковые купала…), ср.: Курбатов. С. 80-82.
У Китайской лечь стены… Возможно, аллюзия на ст–ние Н. Клюева «Есть в Ленине керженский дух…», 1918 (из цикла «Ленин»), ср.: «Есть в Смольном потемки трущоб / И привкус хвои с костяникой, / Там нищий колодовый гроб / С останками Руси великой… ~ …О чем же тоскует народ / В напевах татарско-унылых?» Из-под палок Николая /Госпиталь кровавый встал…/ И Кропоткин, убегая… Николаевский военно-сухопутный госпиталь (Суворовский проспект, 63) – первое военно-медицинское учреждение в России, основан в 1835 г. по указу Николая I, открылся в 1840; архитектор – А.Е. Штауберт. В 1865 г. Александр II переименовал учреждение в Николаевский военный госпиталь.
В 1872 г. по распоряжению Военного Министра было построено двухэтажное здание – арестантское отделение для политзаключенных (сюда переводили из Петропавловской крепости и Шлиссельбурга арестантов, нуждавшихся в медицинской помощи). Из Николаевского военного госпиталя в 1876 г. бежал Пётр Алексеевич Кропоткин (1842-1921), переведенный по болезни из крепости; побег (единственный за всю историю арестантского отделения госпиталя) описан П. А. Кропоткиным в его «Записках революционера». Книга не раз переиздавалась в 1920-1930-е гг., наиболее авторитетное издание, вероятно, имелось у Аверьяновой: Кропоткин П.А. Записки революционера / Подгот. текста к печати и прим. Н.К. Лебедева. Предисл. П.П. Парадизова. М.-Л.: Academia, 1933 (Серия: Русские мемуары, дневники, письма и материалы).
«Когда на выспренные стены..»
, 1929. Грани 14. С. 96; Звезда 1995. С. 129. Автографы: 1) СР. С. 31; 2) Раков Л. 8 (рукопись); Л. 16 (машинопись) – идентичны; под текстом: 1930 (в состоянии послеродового психоза).Пускай витийствующий Горький / О братстве вычурно кричит… Отклик на очерк М. Горького «Соловки» (Наши достижения. 1930. № 5), см. Послесловие. Где Русь – высокая волчица… По аналогии с Римской (Капитолийской) волчицей, вскормившей молоком легендарных основателей Рима ~ Ромула и Рема. Здесь, возможно, реминисценция из ст-ния Елизаветы Полонской «Вижу, по русской земле волочится волчица…» (1923) из книги «Под каменным дождем. 1921-1923» (Пб., 1923). …в состоянии послеродового психоза. Об этом биографическом факте нам ничего неизвестно. Некоторый свет на обстоятельства проливает письмо Е. Данько к Аверьяновой (12 июля 1929 г.), в котором она писала: «…Я от души порадовалась тому, мне кажется, что Вы поехали на Кавказ. Что это лучшее, что вообще могло случиться. Надеюсь, что мое впечатление оправдается. Я не говорю уже о том, какая прелесть – Кавказ и как важно было для Вас набраться таких ярких впечатлений, какие дали горы, и надышаться нежным Кисловодским воздухом! Очень бы хотела получить от Вас весть оттуда. <…>
Я очень много работаю. Спешу, наконец, окончить свою повесть о марионетках, которая раздулась до 10 листов. Никогда не буду больше начинать таких громоздких вещей! Вопрос, что тяжелее, вынашивать младенца в 10 фунтов или повесть в 10 листов. Первое – во всяком случае почтеннее, а от второго ничего, кроме неприятностей не бывает, – одно только у них общее – и Ваше и мое детище попадется когда-нибудь в лапы педагогам, и они будут его мучить одинаково на свой педагогический лад. Разница только во времени, Ваше – лет через 8, а мое – едва высохнут на нем чернила. Возможно, что даже не дойдет еще оно до типографии, а уже исчезнет с лица земли. <…>» (Ф. 355. Ед. хр. 18. Л. 17-18 об).
III
«Лепным прибоем, пеной в просинь…»
, 1932. – Грани 14. С. 94. Автограф: СР. С. 33.