Играли они тоже, преимущественно, вдвоем. Маша научилась с самолета бомбить фашистские танки, сидеть в засаде, лупить прямой наводкой из пушки по идущим цепью врагам, партизанить за шкафом с игрушками, подниматься в атаку с криками «Ура!», «За Родину!», «Бей фашистов!». Во время прогулки, на участке, они с Игорем во весь опор скакали на деревянных конях, от их пластмассовых сабель бежали враги, как в кино про Чапаева и Петьку. А вечером, на раскладушках в маленькую щелочку из-под одеяла рассказывали друг другу на ходу придуманные страшные истории.
Под влиянием мальчика, Маша, в отличие от других девочек никогда не капризничала. Когда ее приводили в понедельник в садик, она спокойно сама раздевалась, беспечно махнув на прощанье рукой папе или маме. Ела все, что давали, не ковырялась в супе, вытаскивая противный вареный лук, добросовестно дежурила, терпеливо убирала игрушки. И только маленькая слабость отличала ее от других ребят.
Дело в том, что детям, находящимся на шестидневке перед сном наливали стакан консервированного компота с нарезанными фруктами. Это могли быть яблоки, груши, персики, абрикосы. К компотам девочка относилась довольно равнодушно, за исключением, компота из абрикосов. Абрикосы так нравились Марии, что она готова была одна съесть целую кастрюлю, предназначавшуюся всей группе. Сначала Игорь не замечал пристрастия боевой подруги. Глаза «открылись», когда увидел, как та старательно облизывает дольку абрикоса, не решаясь от нее откусить. Она словно специально продлевала удовольствие.
– Ты чего, как лиса, лижешь абрикосину? – поинтересовался он, активно пережевывая свою порцию.
Маша замерла с ложкой у рта.
– Люблю их.
– Абрикосы что ли?
Девочка, с благоговением глядя на ложку с долькой абрикоса в ней, кивнула головой. Игорь опустил ложку в стакан, где еще оставалась пара кусочков и с удивлением, глядя на девочку, спросил:
– Любишь одни абрикосы или все компоты?
Та мечтательно подняла глаза к потолку, видимо представляя кастрюлю с абрикосовым компотом перед собой, произнесла:
– Только одни абрикосы.
Игорь решительно вылил остатки своего компота девочке в стакан, встал и направился прямо к тете Зине, нянечке, которая сегодня дежурила и потому разливала вечерний «полдник». Подойдя к женщине, он протянул пустой стакан, давая понять, что хочет добавки. Трогательно хлопая своими черными, пушистыми ресницами, не отводя темно-синих глаз и виновато улыбаясь, застенчиво попросил:
– Тетечка Зиночка, налейте мне еще хоть чуть-чуть.
Тетечка Зиночка «по сусекам поскребла» в кастрюле и хлопнула половник одних абрикосовых долек в стакан попрошайки. Мальчишка, просияв благодарной улыбкой, бросил на ходу:
–Большое, пребольшое спасибо!
Кинулся к столику, где Маша смаковала консервированные фрукты.
Увидев полный стакан излюбленного лакомства, упавшего на нее, можно сказать, с небес, она обмерла, не веря собственным глазам. Гордый своим волшебным поступком, Игорь присел рядом.
– Тетя Зина дала добавку. Не облизывай абрикосы. Ешь, здесь много.
Довольная Маша принялась за дело. Потом, позже мальчишка всякий раз отдавал подруге свой стакан абрикосового компота, а сердобольная тетя Зина, жалея маленького джентльмена, подкладывала ему добавку. Вот так, Маша любила абрикосовый компот, Игорь любил Машу, тетя Зина любила ребятишек.
Когда доверительные, дружеские отношения между детьми только формировались, злопыхателей в группе нашлось предостаточно. Всем было в диковинку, как это могут дружить мальчик и девочка? Их дразнили обидными словами, обзывали «женихом» и «невестой». Конечно, было неприятно, но, даже может быть в какой-то степени назло всем, маленькие люди не пошли на поводу у окружающих. Они не предали друг друга в угоду остальным. Насмешки со временем прекратились. Их стали воспринимать как единое целое.
Теперь Маша не любила ни субботу, ни воскресенье. Она с тревогой ожидала окончания недели. На пороге группы появлялся солдат, все дети из военного городка начинали собираться в раздевалке, остальные укладывались спать в тихий час. Когда солдат опаздывал, и все уже спали, девочка лежала лицом к двери и вслушивалась в происходящее в раздевалке. Так лежала пока в соседнем помещении после возни не наступала полная тишина, что означало – детей повели в автобус.
Она вскакивала со своей скрипучей раскладушки, пробиралась босиком в трусиках и маячке к окошку. Немного в стороне, около садика, стоял, как правило, один и тот же неказистый автобус. Транспортное средство было окрашено в грязно-серый цвет с одной единственной широкой дверью спереди, прямо напротив шофера. Издалека, несколько горбатый автобус, напоминал ежика, вытянутый капот ассоциировался с носом милого животного.