Только когда на пороге появились родители девочки, хозяева, наконец, вспомнили о своих обязательствах. Вновь прибывшим предложили присоединиться к веселью. Беззаботная компания ничего плохого не усмотрела в том, что маленький ребенок ведет себя неадекватно. Не задалась вопросом, почему девочка еле стоит на ногах? Родители не сразу поняли, что дочка наглоталась вина и прибывает в самом настоящем алкогольном опьянении. Только после того, как открылась рвота и мгновенно подскочила температура, вызвали скорую помощь. Вот здесь и выяснилась настоящая причина отравления. К счастью все обошлось. Ребенка спасли. Для родителей эта печальная история послужила хорошим уроком на всю жизнь. Больше они уже никогда не оставляли дочку с добродушными, общительными соседями.
Сама Мария из всей истории запомнила не спасших ей жизнь, врачей, ни страх и переживания родителей, ни перепуганных до смерти соседей. В ее детской памяти сохранилась та самая красивая, граненая рюмка с темно-вишневым напитком и купающимся в этом напитке солнечным лучом, делающим напиток искрящимся и переливающимся. И та самая песня о пугливой птичке, которая внезапно улетела.
Второе событие, оставившее неизгладимый след в памяти маленькой Маши, как ни странно, связано с другими соседями, проживающими в той же квартире. Скорее всего, девочка не обратила бы внимания, не отзовись прожитая ситуация, психическим потрясением. Это как раз тот случай, когда в памяти сохраняются на многие годы не только образы людей, связанных с происшествием, но даже чувства, ощущения, словом, весь эмоциональный окрас.
Комнату немногим побольше, чем у молодой семьи Родовых, занимала мать с десятилетней дочерью. Отца в их чисто женском тандеме не было. Нужно отметить, что ни один мужчина никогда в эту комнату не являлся. Мать – женщина средних лет, худенькая до прозрачности, невысокого роста с замотанным на затылке пучком пепельно-серых волос. При описании подобного образа женщины, говорят – «никакая», без особенностей во внешности. Пройдет – не заметишь. Держалась всегда особняком, отличалась болезненной скромностью, молчаливостью. Выходила из комнаты исключительно по необходимости, на кухне готовила скоренько. Питались они с дочкой у себя в комнате. О том, где работает соседка, чем занимается, никто не знал. Скорее всего, в каком-нибудь архиве или библиотеке. Уж очень от нее пахло замшелостью и пылью.
Дочка – мать в детстве, точная копия, такая же тонкая, звонкая, с такими же пепельно-серыми жиденькими косичками. Единственное различие между родственницами – чуть длинноватый нос у дочери, видимо, заслуга отца. Серенькую мышку звали Люсей. Она неуловимо напоминала этого пугливого зверька не только внешностью, ее довольно необычные перебежки по общим местам квартиры соответствовали поведению мышки, попавшей в неблагоприятные условия. Люся, как и мама, чаще всего сидела в своей норке. С Машей не дружила, может быть в силу, большой разницы в возрасте и потому разных интересов, может быть, просто по собственной нелюдимости. Во двор выходила крайне редко, гуляла всегда сама с собой. Замкнутая, словно обиженная на весь белый свет, дурнушка.
Маша, наоборот, была девочкой общительной, легко находила общий язык с подружками года на два-три старше себя. Родители покупали ей игрушки, которые та успешно таскала на улицу и делилась со всеми. Отец настойчиво внушал дочери, что своим нужно делиться и не жадничать, а вот чужое лучше не брать. Только в доме появлялась чужая вещь, якобы данная хозяином поиграть, папа ругал Машу и требовал немедленно вернуть игрушку. Девочка ревела от несправедливости, но несла отдавать.
Детей разных возрастов во дворе гуляло много. Родители не боялись отпускать своих отпрысков на улицу. Никто никого не крал. Если и дрались, то как-то незлобно, без агрессии и садизма. Большим преимуществом двора было наличие высокого каменного забора по периметру, побеленного белой известью. С улицы во двор вела только калитка, поэтому никаких машин не разъезжало. За детьми следили из окна, между делом. Украшали территорию многочисленные кусты сирени и шиповника, порой, переходящие в самые настоящие заросли.
В этих зарослях, прямо у забора, девчонки строили самые настоящие домики. В строительстве использовали кирпичи с соседней стройки. За ними ходили стайками, через узкий лаз в заборе, брали по одному и, приседая, прячась, тащили во двор, к забору. Взрослее дядьки не обращали внимания на безобидных девчонок. Те близко к объекту не подходили, крутились за поддонами с кирпичом, что на самом конце строительной площадки. Родители то же особенно не вникали в занятия детей. Главное – со двора не ходят. А что шуршат там себе в кустах, так на то они и дети.