Воздаяние храбрости

Все обернулись на голос, прозвучавший так неожиданно. Мадатов цепким колючим взглядом схватил разом всю фигуру Новицкого, не упустив из внимания правый рукав черкески, запачканный кровью, и, кажется, остался доволен.

– Вот, майор, и толмач нашелся.

– А он сможет? – засомневался Клюки, видевший до этого Сергея раза два-три и то – в канцелярии.

– Сможет, сможет, – просипел натужно Мадатов. – Говорить, впрочем, буду я. А он только усиливать голосом.

Наверх они пошли втроем. Третьим был тот самый драгунский вахмистр, что привел Новицкого к карабинерам. Он нес импровизированный белый флаг – чью-то нижнюю рубаху, привязанную к обломку казацкой пики. Сергей подумал, что рубаху расторопный унтер содрал с мертвого тела, возможно, что бывшего хозяина той самой пики. Впрочем, трупов и русских, и персов лежало на поле в избытке: запасливый и небрезгливый солдат вполне мог и переобуться, и переодеться, и запастись впрок, имея в виду наступающую зиму.

Сначала драгун шел сзади, но, воспользовавшись уширением тропки, извернулся боком и проскочил вперед. Затем так и пошел, заслоняя собой генерала от случайно пущенной пули.

Новицкий и Мадатов поднимались молча, берегли дыхание. Один раз только Валериан спросил, показывая глазами на замаранный рукав черкески Сергея:

– Ранен?

– Чужая, – так же коротко ответил Новицкий.

– Правильно, – усмехнулся Валериан. – Свою беречь нужно. Да и чужую… иногда…

Он замолчал, не желая без нужды напрягать голос, но Сергей понял старого товарища так же хорошо, как и себя.

Они поднялись саженей на сто от долины, и Сергей подумал, что, пожалуй, полевым орудиям не так-то просто будет закидывать сюда бомбы. А вот чужой пуле лететь и свистеть будет куда как удобней.

Они ступили за перегиб и тут же остановились. Впереди тропинка была перегорожена баррикадой, наспех возведенной из скальных обломков. За укрытием стоял ряд персидских стрелков. Сергей видел только высокие бараньи шапки да десятка три с половиной стволов, уставленных ему в грудь. Он вдруг почувствовал себя невероятно огромным, мягким и беззащитным. Больше всего на свете ему хотелось сейчас свернуться клубочком и быстро-быстро покатиться вниз под защиту своих штыков и орудий. Но Мадатов, шедший справа, продолжал идти так же ровно, без напряжения, и Сергей подстроился под шаг военного правителя Закавказских провинций.

Не дойдя шагов двадцати до баррикады, Валериан скомандовал: «Стой!» и приказал вахмистру пристроиться рядом.

– Я хочу говорить с командиром, – сказал он вполголоса на фарси.

Сергей прокричал эти слова, выдохнув полной грудью.

Никто не пошевелился. Валериан недовольно хмыкнул и повторил:

– Генерал-майор Мадатов хочет говорить с храбрым начальником отряда войск Аббаса-Мирзы.

Сергей прокричал и эти слова, бросая их в раскаленный дрожащий воздух. На этот раз одна из шапок качнулась и поплыла в сторону. Высокий и стройный офицер вышел из-за баррикады, подошел и стал напротив русских парламентеров. Пола куртки перса была разорвана словно бы скользнувшим ударом штыка, и правая рука висела на перевязи.

Офицер назвал себя: «Сулейман-мирза, командир одиннадцатого батальона».

– Скажи – они храбро сражались, – просипел Валериан.

Сергей повторил сказанное, постаравшись расцветить короткую фразу всеми известными ему сравнениями. Ему показалось, что по лицу перса скользнула довольная усмешка. Но Сулейман-мирза приструнил самого себя и спросил довольно сердито:

– Почему Мадат-паша не хочет говорить со мной?

– Генерал-майор Мадатов оставил голос на поле сражения, выкрикивая команды, – ответил Сергей, не раздумывая. – Сейчас я его язык. Только язык и не больше.

Командир персидского батальона кивнул и повернулся к Мадатову. На Новицкого он более не смотрел, только слушал, как подставляют ухо толмачу на сложных переговорах.

– Я видел, как Мадат-паша вел своих людей, атакуя наш центр. Нам повезло – мы стояли левей.

– И нам повезло. Если бы батальон Сулеймана-мирзы оказался на нашем пути, он мог бы и отразить удар.

Польщенный перс кивнул, показывая, что принимает вежливый ответ русского полководца.

– На этот раз не повезло нам.

– Все, кто сражается, знают, как непостоянно военное счастье, – повторил Сергей слабый шепот Мадатова. – Достоинство солдата в том, чтобы принять и перенести поражение.

– Достоинство солдата в том, чтобы принять последний удар врага.

– Обязанность командира – сохранить жизни своих людей. Аббас-Мирза будет доволен, узнав, что к нему вернутся десять сотен обученных воинов.

Перс задумался, подняв глаза к выжженному небу, а потом резко взглянул в лицо Валериану.

– Может быть, славный Мадат-паша согласится разделить мою скромную трапезу. А за это время мои посланцы отправятся к русскому офицеру, оставшемуся внизу, и, уверен, сумеют найти приятное решение наших сложных проблем.

Валериан усмехнулся, помассировал пальцами горло и принялся говорить уже громче и довольно сердито.