Воздаяние Судьбы

Здесь было всё прекрасно — богатое убранство, ковры, в драгоценных вазах пышные цветы, и даже сад под разноцветною стеклянной крышей — покой, уют, тепло и нега. Восхитительные розы наполняли томным ароматом чертоги удовольствий. Но пуще всех украс дворца служили необыкновенной красоты девицы. Все, как одна, собою хороши, но всякая — иначе. От чёрных локонов до золотых кудрей, от чёрных глаз — до небесной сини, и все одеты так легко, что ткань прозрачная не столько закрывает, сколько открывает все потаённые девичьи чудеса.

С Ратмира совлекли уже не только шапку, но и расшитое золотом и драгоценным камнем одеяние, с него стащили сапоги. И теперь толпа восхитительных танцовщиц увлекала его под пение цитр и мандолин к благоухающему водоёму, в котором среди парящей розовой воды плавали лепестки магнолий, роз, цикламенов, лилий и апельсиновых цветов.

Ратмир уже забыл про друга — он нежно обнимал всех юных дев, всех ласкал и всем дарил свои лобзания. Все вместе они вошли в бассейн и стали весело смеяться, шалить, нырять, бросаться лепестками, плескать водой и наслаждаться.

— Ну что ж ты, Румистэль? — прошептали на ухо волшебнику прекрасные уста, и он почувствовал, что совлекается с него его одежда, как будто кожа старая оставила его.

— Ты что же, Румистэль? — насмешливо спросил Ратмир, укрытый волосами дев, как разноцветным плащом. — Боишься женщин?

— Оставь, Ратмир. — небрежно отвечал тот. — Тебе ли знать, как много женщин видел я в своих скитаниях под солнцами миров!

Он сбросил с себя последнюю одежду, открыв перед глаза всех дев своё стройное, худощавое тело с прекрасно вылепленными мышцами, и, схватив в каждую руку по прекрасной пери, бросился в роскошный водоём.

Они весело так проводили время, резвясь и отдыхая, наслаждаясь изумительной едой, которую им подносили прямо в воду на золотых подносах, подавали пищу благоухающими пальцами ко рту, поили из чудесных кубков и за каждый съеденный кусок благодарили поцелуем.

Вот, наконец, уставшие и одновременно возбуждённые от ласк волшебных пери путники оказались каждый в своей спальне.

Из-за занавеса доносились раскаты высокого смеха, переливчатый баритон, звуки мандолин, песни, восторги, возгласы, весёлый визг — Ратмир умел всех сразу завлекать. Недаром сын степей привык привольно чувствовать себя в гареме. Радмиле предстояла участь занять одно из многих мест.

Так подумал Румистэль, едва на некоторое время оказался один в своей спальне. Он лёг на широкое, необыкновенно сладостное ложе, вдохнул ароматы множества цветов, покойно вытянулся и взглянул на завешенный бесценной кисеей дверной проём. Оттуда, сопровождаемая тихим пением и запахом курильниц, вошла прекрасная и нежная гурия. Застенчиво взглянув на юношу, она откинула и без того прозрачное покрывало, представясь в пленительно бесстыдной наготе. Медные волосы с красноватым отблеском густой тяжёлой волной спадали ниже талии. А глаза её, неотрывно и с восторгом глядящие на гостя, искрились яркой синевой.

— Иди ко мне, моя невозможная мечта. — тихо проговорил волшебник и протянул к ней руку, и погрузился в бесконечность и краткость ночи, напоенной лаской, страстью и неистовством — всем, кроме лишь одной любви.

***

Однако, едет Еруслан среди полей, среди лесов, минует тёмные овраги, переплывает быстрые потоки вод, лишь сторонится гор. И понемногу сомнение его одолевает: а точно ли идёт он в этот раз, не сбился ли опять с пути? И то сказать, что нет советчика у витязя с собою. Был мелкий серенький клубок — довёл до мостика и в речку закатился. Был сон скитальцу — указала путь волшебница чужих земель. Но мир велик, а у света четыре стороны — куда же путь ведёт? И вот забрался путник в такое дикое местечко!

Вот ехал-ехал, думу думал-думал, а как очнулся, смотрит: вот незадача! Кругом, насколько хватит взгляда, лежит сухая серая равнина, а со всех краёв её охватывает цепь высоких гор. Ни входа и ни выхода — как он туда попал?

На небе солнца не видать — где север, а где юг? Лишь тучи серые висят над самой головою — висеть висят, а влаги не дают! Шуршит под копытом у коня седой лохматый мох, да камни сплошь покрыты лишайником сухим. Всё мёртво, пусто и тоскливо, и лишь далёко стоит высокий крутой холм с кустарником, растущим наверху.

Досадно витязю, да делать нечего — поехал он в обход холма, искать прохода из ловушки. И так уж сбился он с дороги и потерял Радмилы след, а тут опять придётся блуждать среди горных кряжей — куда его дорога уведёт?!

Приблизился к холму и изумился: не холм то вовсе, а большая голова. Нет, не большая, а огромная!

Вот объезжает Еруслан кругом такое чудо, копьём тревожит длинные усы, щекочет древком в нос. Какой же богатырь обрёл тут смерть?! И каков же враг его величиною был, коль в землю вколотил такого великана!

"Нет, явно не по мне такой соперник, мне век не совладать с таким чудовищным врагом! Моё счастье, что до меня нашёлся некто, кто был способен победить такую силу и обуздать такую мощь."