Воздух, которым он дышит (ЛП)

Элизабет как будто танцевала, спотыкаясь. Разновидность пьяного вальса.

— Что ты делаешь? — спросил я, привлекая ее внимание.

Она провальсировала ко мне и положила руки мне на грудь.

— Привет, штормовые глаза.

— Привет, карие глаза.

Элизабет снова засмеялась, фыркая на этот раз.

Она была потерянной.

— Карие глаза. Мне нравится это, — она шлепнула меня по носу. — Ты знаешь, как это смешно? Ты всегда кажешься таким не смешным, но я уверена, что ты можешь быть веселым. Скажи что-нибудь смешное.

— Что-нибудь смешное.

Она рассмеялась. Громко. Почти раздражающе. Но это не так. Это не было раздражающе.

— Ты мне нравишься. И я понятия не имею почему, мистер Скрудж. Когда ты поцеловал меня, ты напомнил мне моего мужа. Что глупо, потому что ты не похож на него. Стивен был нежным, почти тошнотворно. Он всегда заботился обо мне, поддерживал и любил меня. Когда он целовал меня, он именно это и имел в виду. Отстраняясь от поцелуя, он всегда двигался к следующему, когда хотел меня. Но ты, штормовые глаза… Когда ты отстранился от поцелуя, то посмотрел на меня, будто я была отвратительна. От этого мне захотелось плакать. Потому что именно это ты и имел в виду, — она споткнулась, едва не падая на землю, и я обернул руки вокруг ее талии, возвращая в вертикальное положение. — Хммм. По крайней мере, ты поймал меня в этот раз, — она ухмыльнулась.

Мои внутренности содрогнулись, когда я увидел ушиб на ее щеке и порез из-за того падения.

— Ты пьяна.

— Нет, я счастлива. Разве не видно, что я счастлива? Я подаю все счастливые сигналы. Я улыбаюсь. Смеюсь. Пью и весело танцую. Э-э-это то, что делают счастливые люди, Тристан, — говорит она, тыкая меня пальцем в грудь. — Счастливые люди танцуют.

— Вот так?

— Дддда. Я не жду, что ты поймешь, но постараюсь объяснить, — она продолжала нечленораздельно произносить слова. Элизабет шагнула назад, глотнула текилы и снова начала танцевать. — Потому что, когда ты пьян и танцуешь, больше ничего не имеет значения. Ты вертишься, вертишься, вертишься, и воздух становится легче, грусть становится тише, и ты на время забываешь, что значит чувствовать это.

— Что происходит, когда ты останавливаешься?

— Оу, смотри, есть крошечная проблемка с танцами. Потому что, когда ты перестаешь двигаться, — ее ноги застыли, она выпустила стеклянную бутылку из рук, и та разбилась об землю, — все разбивается вдребезги.

— Ты не так счастлива, как говоришь, — сказал я.

— Это только потому, что я перестала танцевать.

Слезы покатились из ее глаз, когда она начала опускаться на битое стекло. Я вмешался, останавливая ее.

— Я понимаю.

— Твои ноги кровоточат, — сказала она. — Разве ты порезался о бутылку?

Я посмотрел вниз на свои ноги, кровоточащие и покрытые синяками от бега.

— Нет.

— Что ж, тогда у тебя самые неудачные и уродливые ноги, — я почти улыбнулся.

Она нахмурилась.

— Я чувствую себя не очень хорошо, штормовые глаза.

— Ладно. Ты выпила столько текилы, что хватило бы на маленькую армию. Давай, я принесу тебе немного воды, — она кивнула, перед тем как изогнуться, и ее вырвало прямо на мои ноги. — Или знаешь, ты можешь просто стошнить на меня.

Она хихикнула, когда вытерла рот рукой.

— Я думала, что карма слишком жестока ко мне, но, оказывается, и к тебе тоже.

Что ж, кажется, это достаточно справедливо.

Я отнес ее назад к своему дому прямо после инцидента со рвотой. После того, как я вымыл ноги в самой горячей воде, которая только известна человечеству, я обнаружил Элизабет, сидящую на диване в моей гостиной и разглядывающую мое жилище. Ее глаза были по-прежнему пьяными.

— Твой дом скучный. И грязный. И темный.

— Я рад, что тебе понравилось то, что я сделал с этим местом.

— Знаешь, можешь использовать мою газонокосилку для своего двора, — предложила она. — Если только ты не создаешь дворец чудовища перед встречей с красавицей.

— Не могу представить, что говорят о моем дворе.

— Почему это?

— Потому что, в отличие от некоторых, я меньше забочусь о том, что думают обо мне соседи.

Она хихикнула.

— Это значит, что ты заботишься о том, что думают люди. Ты имел в виду, что тебе наплевать, что они думают.

— Это я и сказал.

Она продолжила хихикать.

— Это не то, что ты сказал.

Боже, ты раздражающая. И красивая.

— Ну, я не могу заботиться о том, что люди думают обо мне.

Она фыркнула.

— Лжец.

— Это не ложь.

— Да, это так, — она кивнула, прежде чем закусить нижнюю губу. — Потому что каждый заботится о том, что думают о нем другие. Вот почему я не в состоянии сказать лучшему другу о том, что нахожу моего соседа очень привлекательным, несмотря на то, что он мудак. Потому что вдова не должна испытывать никаких чувств ни к кому — ты просто должна быть несчастной все время. Но не слишком, потому что это причиняет супер-неудобства другим людям. Так что идея целовать кого-то и чувствовать это между своих бедер, и понимать, что бабочки еще существуют… это проблема. Потому что люди будут судить меня. И я не хочу, чтобы меня судили, потому что мне не все равно, что обо мне думают.

Я наклонился к ней ближе.