Я люблю бегать босиком.
В этом я хорош.
Мне нравится, когда мои ноги бегут.
Нравится, когда они трескаются и кровоточат от давления, которое они ощущают, ударяя по бетону улиц.
Мне нравится, когда я вспоминаю о своих грехах через боль своего тела.
Но только свою. Я люблю причинять боль себе. Никто не должен страдать из-за меня. Я остался в стороне от людей, так что я не буду вредить им.
Я сделал больно Элизабет, но я не хотел этого.
Как я могу извиниться? Как могу исправить это? Как один поцелуй заставляет меня помнить?
Она упала вниз с холма из-за меня.
Она могла бы сломать себе кости. Она могла бы раскроить себе голову. Она могла бы умереть….
Умереть.
Этим вечером я бегу дольше. Бегу через леса. Быстро. Быстрее. Сильно. Сильнее.
Мои ноги кровоточат.
Мое сердце плачет, колотясь о мою грудную клетку снова и снова, раскачивая мой разум, отравляя мои мысли, когда похороненные воспоминания начинают всплывать. Она могла бы умереть. Это могла бы быть моя вина. Я бы был причиной этого.
Я затолкал эти воспоминания подальше.
Я почувствовал боль, пронесшуюся через мою грудь. Боль была приятной. Я ее приветствовал. Я заслуживаю боль. Никто больше, только я.
Моя нога болит. Мое сердце болит. Все болит. Боль ощущается страшной, опасной, реальной — это ощущается хорошо. Это чувствуется так хорошо таким уродливым способом. Боже, я люблю это. Я люблю это так сильно.
Я чертовски люблю боль.
Настала ночь.
Я сидел в своем сарае, пытаясь найти способ извиниться перед Элизабет, не находя потребности быть ее другом. Такие люди, как она, не нуждаются в таких людях, как я, усложняющих их жизнь.
Люди вроде меня не заслуживают друзей.
Хотя ее поцелуй…
Ее поцелуй заставил меня вспомнить. Это чувствовалось так хорошо, чтобы вспомнить на мгновение, но потом я все разрушил, потому что всегда так делаю. Я не мог выбросить из головы образ Элизабет, падающей со скалы. Что, черт возьми, не так со мной?
Может быть, я всегда, в конечном итоге, приносил людям вред.
Может быть, поэтому я потерял все, о чем заботился.
Но я только пытался заставить ее прекратить говорить со мной, чтобы избежать боли, которую могу ей причинить.
Я не должен был целовать ее. Но я хотел поцеловать ее. Мне нужно было поцеловать ее. Я эгоист.
Я не покидал свой сарай до тех пор, пока в небе высоко не поднялась луна. Я вышел из сарая, остановился и услышал звук… хихиканья?
Он доносился из леса.
Я должен был остаться на месте. Должен был разобраться со своими делами. Но вместе этого я последовал в лес, чтобы найти Элизабет, спотыкающуюся, смеющуюся саму с собой и с пальцами, обернутыми вокруг горлышка бутылки текилы.
Она была милой. И под милой я имею в виду красивую разновидность милой. Вид красивой-милой, который был естественным и не требовал дополнительного ухода. Ее светлые волосы лежали свободными волнами, и она надела желтое платье, которое выглядело, будто было специально сшито для ее фигуры. Я ненавидел то, что причислял ее к хорошеньким милашкам, потому что моя Джейми была такая же милая-красивая.