Дела у аэростатчиков в этот раз явно не заладились. В 17:36 аэростаты были подняты над Ленинградом на высоту 1500 метров. Что, впрочем, было совершенно бессмысленно, учитывая, что немецкие самолеты сбрасывали бомбы с больших высот и даже из-за облаков. К ночи ветер значительно усилился, в связи с чем в 22:10 все аэростаты были выбраны. При этом четыре оболочки, по выражению командования ПВО, «ушли в свободный полет», то есть попросту улетели восвояси. Еще один аэростат был упущен расчетом при постановке на бивак и тоже улетел…
Днем 2 декабря немцы снова произвели налет на Ленинград, сбросив на него 55 фугасных бомб. В результате было разрушено 20 жилых домов, поврежден корпус НИИ-13, в пяти местах повреждены водопровод, осветительная сеть и трамвайные пути. Впрочем, трамвай, как и троллейбус, в городе к этому времени уже не ходил из-за нехватки электроэнергии. Некоторые сломавшиеся и застрявшие вагоны торчали прямо посреди улиц с открытыми дверями и заваленные снегом. Часть бомб снова были оснащены взрывателями замедленного действия, три из них взорвались через три – пять часов после падения. Погибло 22 человека, 123 были ранены. При этом большинство пострадавших снова не уходили в убежища, пережидая налет у себя дома или передвигаясь по улицам.
На следующий день в 11:31 в Ленинграде в очередной раз зазвучали гудки воздушной тревоги. За три месяца к ним уже настолько привыкли, что большинство жителей воспринимали это примерно так же, как гудки автомобилей на улицах или ежедневные радиопередачи. За это время Ленинград изменился до неузнаваемости. Из цветущего и светящегося бурлящего города дворцов, парков и заводов он превратился в мрачный, темный и умирающий город-призрак. Если во время сентябрьских и октябрьских налетов люди с изумлением и ужасом смотрели на горящие дома и воронки посреди улиц, то теперь равнодушно проходили мимо тел очередных погибших, погруженные сами в себя. Горожан, уже привыкших к взрывам и грохоту зениток, гораздо больше волновало, где достать еды и как отоварить свои продуктовые карточки. Голод пронизывал все квартиры, учреждения и предприятия, мысль о нем витала в воздухе и была основным лейтмотивом еще теплившейся жизни.
Поэтому и в этот раз, несмотря на гудки тревоги, большинство продолжало идти по своим делам, стоять в очередях за хлебом и согреваться в своих еще уцелевших квартирах.
Гул самолетов, как обычно, послышался с юго-запада. Они шли высоко в небе над Волосовом, Красным Селом, Урицком и Торговым портом. Но было в этом налете и кое-что новое, чего нельзя было не заметить. Отрывистый из-за сильного ветра гул бомбардировщиков был слышен, а вот привычного грохота зениток ленинградцы не слышали.
И это не было случайностью. К началу декабря 2-й корпус ПВО попросту расстрелял почти все боеприпасы. А после падения Тихвина снабжение последними практически свелось к нулю. Остались только неприкосновенные запасы, хранившиеся на случай, если немцы перейдут в наступление и зениткам придется вести огонь прямой наводкой. Кроме того, командование противовоздушной обороны и Военный совет Ленфронта, гадая, как немцам всякий раз удается находить Ленинград и сбрасывать бомбы точно на город в любую погоду и при любой видимости, выдвинули предположение, что летчики ориентируются по вспышкам выстрелов. Стоит ли говорить, насколько далеко это предположение было от действительности!
Но, так или иначе, штаб ПВО войск Ленинградского фронта принял решение во время налетов не открывать огня. Разрешалось стрелять только батареям, установленным в так называемом «ложном Ленинграде» – пустоши к северу от города, на которой по ночам специально зажигались огни с целью ввести врага в заблуждение.
Следующий налет состоялся в ночь на 5 декабря. Таким образом, командование 1-го воздушного флота продолжало практику сменяющих другу друга ночных и дневных налетов на Ленинград с целью круглосуточно держать осажденный город в напряжении.