После этого в воздухе над Севастополем ненадолго установилось относительное затишье. По ночам и иногда днем советские бомбардировщики и летающие лодки бомбили немецкие аэродромы, населенные пункты и колонны войск на дорогах. Осуществлялось это по-прежнему мизерным составом сил, так что говорить о каком-либо эффекте не приходится. Немцы сосредоточили усилия своей немногочисленной авиации на керченском направлении, где они коротким, но сильным ударом 15—18 января вернули себе обладание Феодосией. В этот период непосредственно в Крыму, кроме эскадрильи ближних разведчиков 3(Н)/11, базировалась только истребительная группа III/JG77 и группы пикирующих бомбардировщиков II и III/StG77, впрочем, и они с 20-х чисел января были переброшены в район Харькова для ликвидации очередного советского прорыва. Назад в Сарабуз вернулась только третья группа, но не раньше окончания первой декады февраля. С 30 января на крымский аэродром Саки (20 км от Евпатории и 60 км от Севастополя) начала базироваться бомбардировочная группа I/KG100 и примерно в то же время торпедоносная эскадрилья 6/KG26. Эти подразделения, специализировавшиеся на ведении войны на море (подробнее о действиях немецкой авиации на советских морских коммуникациях мы расскажем в следующей главе), временно использовались как обычные бомбардировщики. Из материалов штаба «Fliegerfuhrer Sud», возглавившего с 18 февраля немецкую авиацию, действовавшую в Крыму, известно, что одним из основных моментов, сдерживавших использование авиации в этот период, являлось плохое состояние аэродромов, отсутствие на них технических средств для обеспечения ночных полетов и обслуживания самолетов при низких температурах, а также отсутствие запасов боеприпасов нужных калибров. Плохое состояние железнодорожного и автомобильного транспорта, имевшегося в распоряжении 11–й армии в Крыму, в течение нескольких месяцев не позволяло увеличить состав действовавшей здесь авиагруппировки. В результате бомбардировочные группы I, III/KG27 и II, III/KG51, регулярно привлекавшиеся к боевым действиям в районе Керчи, продолжали базироваться на аэродромы Кировограда, Запорожья, Николаева и Херсона, преодолевая на пути к цели от 300 до 470 км. На Николаев также базировалась дальнеразведывательная эскадрилья 4(F)/122. К этому следует добавить, что по состоянию на январь 1942 г. в среднем в исправном состоянии находилось всего 40% от числа действовавших на Восточном фронте самолетов люфтваффе — такова была плата за сверхнапряжение летних месяцев и неготовность к русской зиме.
С учетом всего вышеизложенного командующий 4-м воздушным флотом генерал-полковник А. Лёр не мог позволить себе отвлекать сколько-нибудь значительные силы для действий на второстепенных направлениях, а именно таким для немецкой стороны в этот период и являлся Севастополь. Советский анализ деятельности авиации противника говорил о том, что он в этот период ограничивался только беспокоящими налетами отдельных бомбардировщиков с больших высот, что в большинстве случаев, по-видимому, являлось бомбометанием по запасной цели, когда основная цель оказывалась закрыта облачностью. Немецкие истребители над территорией СОРа вообще не показывались, опасаясь зенитного огня. Лишь в дни активизации наземных войск, что неизбежно влекло за собой активизацию авиагруппы СОРа, они пытались патрулировать в районе линии фронта, атакуя машины, отделившиеся от общего строя или поврежденные зенитным огнем. Впрочем, даже такое случалось нечасто. Насколько удалось установить путем двустороннего анализа документов, самолеты Севастопольской авиагруппы между 6 января и 5 марта 1942 г. не приняли участия ни в одном воздушном бою с истребителями врага. Косвенно это подтверждает и один из пилотов группы III/JG77 лейтенант Гюнтер Белинг (Guenter Behling). Он так впоследствии вспоминал тот период:
«На задание мы вылетали, как правило, парой или звеном. Русские самолеты встречались нам редко, но при этом зенитная артиллерия в городе и порте была чрезвычайно сильна! Пока мы совершали развороты над городом, вокруг нас возникали густые черные облака от разрывов зенитных снарядов. Но нам везло, так как они редко попадали, и, чтобы у нас были потери в это время, я не помню. Это делало нас легкомысленными — смертельная опасность, исходившая от этих разрывов, как-то не замечалась. И мы привыкли к этому чувству страха».
К этому необходимо добавить, что как минимум одна пара советских истребителей постоянно находилась в воздухе, но не над линией фронта, где предпочитали рыскать немецкие «охотники», а над портом, куда «мессершмитты» тогда предпочитали не залетать.