В текст воспоминаний закралась небольшая неточность — в том бою Нихамин управлял не «лавочкиным», а Як-1. Кроме него, был сбит «як» летчика Купцова, который также спасся на парашюте, и подбит «як» командира эскадрильи 62-го иап, однофамильца автора мемуаров, капитана В. И. Денисова. При посадке капитан не справился с поврежденным управлением и круто врезался в землю. Кроме того, при посадке был разбит ЛаГГ-3 летчика Бакрова, который остался жив. В этот день пилоты эскадры JG 77 доложили о 12 воздушных победах, что для севастопольских условий было одним из наибольших показателей. О трех сбитых машинах доложил оберлейтенант Хакль (55—57 побед), о двух — обер-лейтенант Фрейтаг (52—53 победы). Наименее именитым немецким летчиком, пополнившим свой актив в этот день, стал лейтенант Бадум (Badum). После вылета он написал родным:
«У нас сейчас установилась великолепная настоящая летная погода и держится уже несколько недель. Едва ли можно поверить, что у «Ивана» при такой погоде нет особого настроения летать. Сегодня во время моего сотого боевого вылета мне посчастливилось снова побывать в воздушном бою. При этом мне удалось сбить 11–й самолет. На этот раз это был ЛаГГ, которого в моей коллекции как раз не хватало… Где-то далеко, по слухам, русские летают в больших количествах, а мы здесь с трудом замечаем их полеты, и если посчастливилось, видим пару русских, которые сразу же уходят. Может быть, времена снова изменятся, в противном случае я уйду в вагоновожатые!»
Чего в этом письме больше: простого бахвальства или желания успокоить родных? Ведь обстановка в небе Севастополя была совершенно другой. Намного более опытный кавалер Рыцарского креста, командир эскадрильи 4/JG77 обер-лейтенант Сетц описывал бой 8 июня совершенно иначе:
«Вчера я снова увидел большую толпу. На старте вышла из строя одна из наших «мельниц» (жаргонное название «мессершмитта». — М. М.). поэтому на великолепно летевшую толпу мы набросились только с тремя Bf-109. Сразу на взлете один [русский самолет] упал вниз. Я по нескольку раз заходил в хвост одному из этих парней. Моя пушка вышла из строя, а огня пулеметов было недостаточно. Русские летали лихо и несколько раз атаковали меня самого. После долгого воздушного боя я увидел, как «як» идет за Bf-109. Я устремился за ним и в какое-то мгновение был уже на расстоянии, опасном для столкновения. Парень застыл в воздухе, и моя пулеметная очередь прошила двигатель и сиденье пилота. Он упал с высоты 3000 м невдалеке от своего аэродрома. Жаль, что у меня не было свидетелей».
Так что на самом деле у немецких истребителей не было причин жаловаться на отсутствие советских самолетов в воздухе. То же повторилось и 9 июня, когда штурмовики 3-й ОАГ совершили 30 самолето-вылетов, а сопровождающие их истребители — 68. Отдельные экипажи Ил-2 поднимались в воздух до пяти, а сопровождающих истребителей — до шести раз. В течение дня в ходе ударов по наступающим немецким войскам они уничтожили 8 танков, 14 минометов, 13 автомашин и до четырех рот пехоты. Почти каждый вылет сопровождался схватками с «мессершмиттами», число которых в отдельных случаях достигало 18. Им удалось без своих потерь сбить один Як-1, два ЛаГГ-3 и один Ил-2. Кроме того, один штурмовик и два И-153 пропали без вести в тот момент, когда включавшая их группа вела бой с превосходящими силами противника. 18 вылетов советская авиагруппа совершила в безнадежной попытке прикрыть свои войска на линии фронта. Почти все они сопровождались воздушными боями. К сожалению, без потерь и на этот раз не обошлось, причем потерь самых неприятных. Сбиты были «яки» асов 3-й ОАГ капитанов Бабаева и Катрова. Оба они выпрыгнули с парашютами, но парашют Катрова не раскрылся. Погиб прекрасный летчик, на счету которого было пять индивидуальных и четыре групповые победы. В дополнение ко всем несчастьям немецкая авиация в этот день нанесла массированные удары по аэродромам Херсонесский маяк и Куликово поле. Сгорел находившийся в ремонте «як», повреждения получили два ДБ-3, два Як-1, три И-153, три И-15 и один Пе-2. Другая «пешка» оказалась разбита артиллерийским снарядом.
Постоянным ударам подвергались и аэродромы 3-й ОАГ. В. И. Раков вспоминал об этих днях:
«Условия взлета истребителей и штурмовиков с аэродрома Херсонес тоже становились все труднее и труднее. Немецкие бомбардировщики делали по нескольку заходов на цель, и наши истребители почти не могли им помешать. Вылетало звено, сбивало пару-другую бомбардировщиков, но в воздухе были десятки. Тяжелые вражеские самолеты шли непрерывной вереницей, и часто посадка наших машин совпадала с очередной бомбежкой.
Аэродромная команда выбивалась из сил, не успевая заравнивать летное поле. При бомбежке аэродрома враг применял некрупные бомбы. Это как будто облегчало положение. Воронку от одной тысячекилограммовой бомбы засыпать и уровнять труднее, чем десять воронок от стокилограммовых.