Воздушная гавань

— И подчинишься приказу отрицать это, — ответил Рук, чья улыбка сделалась шире. — Скажи честно, Фрэнсис: ты и впрямь думаешь, будто флот решит поддержать тебя, опозоренного изгоя, и выдержать подобное публичное унижение? — Улыбка исчезла с губ. — Я заполучу тот силовой кристалл, Гримм.

Гримм задумчиво кивнул. А затем, уже не сдерживаясь, влепил коммодору Гамильтону Руку хлесткую пощечину.

Звонкое эхо этого шлепка разнеслось по пустынному коридору. Рук отшатнулся назад, потрясенный скорее самим ударом, а не его силой, и уставился на Гримма широко распахнутыми глазами.

— «Хищница» — не какой-то товар, — спокойно и ровно произнес Гримм. — Она даже не моя собственность. Она мой дом. Ее экипаж — не мои служащие, а моя семья. И если вы вновь посмеете угрожать забрать у меня мой дом и разрушить благополучие моей семьи, коммодор, я вас просто-напросто убью.

Глаза Рука вспыхнули, он выпрямился во весь свой устрашающий рост.

— Наглый слизняк! — прорычал он. — Воображаешь, тебе позволено безнаказанно распускать руки?

В качестве ответа Гримм молниеносно шагнул вперед и ударил снова. Рук попытался увернуться, но ладонь Гримма двигалась слишком быстро. Коридор вновь наполнило звонкое эхо пощечины.

— Черт подери, сэр. Я сделаю это, когда вздумается, — столь же ровно сказал Гримм коммодору. — Тащите меня в суд. Позвольте, я расскажу судьям и отражу в судебных отчетах, что именно вывело меня из равновесия. Вы будете прилюдно унижены. Последним шансом сохранить хоть какой-то лоскут прежней репутации для вас станет честный поединок. И, получив вызов, я обязательно воспользуюсь правом сразиться насмерть.

Рук слегка откинул голову подальше от Гримма — так, словно открыл дверцу шкафа, чтобы отрезать себе сыру, и вместо этого увидал ожидавшую его ползучую чешуетварь.

— Ты не посмеешь. Даже если ты одержишь верх, моя семья с тобою посчитается.

— Я подниму флаг Копья Олимпия, — просто ответил Гримм. — Там мне будут рады. Пускай кто-то из семейки Рук рискнет связаться с флотским капитаном Олимпии! Считаешь, твоя жизнь будет того стоить, Гамильтон?

Рук сжал кулаки, но не стал их поднимать.

— Это измена.

— Конечно, измена — для флотского капитана, — обнажил зубы Гримм. — Но не для опозоренного изгоя вроде меня.

— Гнусное маленькое ничтожество! — прошипел Рук. — Да я…

Гримм шагнул вперед, не отрывая пристального взгляда от глаз коммодора, и Рук был вынужден отступить.

— Вы что, коммодор? — переспросил он. — Будете рассказывать мерзкие сказки у меня за спиной? Вызовете на дуэль? У вас не хватит духу взглянуть в глаза человеку, которого убиваете. Еще одна деталь, известная нам обоим.

Закипая от негодования, Рук стиснул зубы.

— Этого я тебе не забуду, Гримм.

Гримм кивнул.

— Да. Один из ваших восхитительных недостатков, Гамильтон, состоит именно в том, что вы забываете об оказанных вам услугах, но помните об оскорблениях.

— Все верно. У моего Дома долгая память и живое воображение.

Гримм ощутил, как волна гнева вновь угрожает снести прочь его выдержку, но сумел справиться с эмоциями, сохранив их лишь в тоне своего голоса.

— Воображение? Значит, вот как вы это называете? Учтите одно: если с кем-либо из моих людей или членами их семей случится хоть что-нибудь — все что угодно, любая мелкая неприятность, — я буду считать вас ответственным лично. Не пройдет и часа, а я уже донесу на вас Адмиралтейству и Совету. В дуэли, которая за этим последует, я прикончу вас и сброшу тело с вершины Копья, причем не обязательно в таком порядке. Я достаточно ясно выразился, коммодор?

Рук проглотил застрявший в горле ком и отступил еще на полшага.

Гримм нацелил на него указующий перст, чтобы напоследок бросить:

— Держитесь подальше от моего дома. Держитесь подальше от моей семьи. Хорошего вам дня, сэр.

После чего капитан «Хищницы» круто развернулся на каблуках и зашагал дальше, во дворец копьеарха.

Но не успело пройти и пары минут, как из темноты неосвещенного бокового коридора его окликнул чей-то негромкий, насмешливый голос:

— Что с тобой творится, Мэд? Ты где-то нахватался осмотрительности. Помню времена, когда ты не задумываясь бросился бы на этого самодовольного растяпу прямо посреди рыночной площади хаббла, в полдень.

Гримм хмыкнул, но не сбавил шаг.

— У меня нет времени на перепалки, Байяр.

Небольшая, щуплая фигура выплыла из тени, чтобы зашагать рядышком с ним. Александр Байяр носил мундир коммодора — почти в точности такой же, какой был на Руке, пусть не столь богато украшенный. Кроме того, мундир был изрядно потрепан непогодой. В походах Байяр не сходил с палубы своего флагманского судна, тяжелого крейсера «Доблестный», тогда как Рук при первой же возможности прятался от капризов стихии.

— Ну да, — беззаботно сказал Байяр. Невысокому коммодору приходилось широко шагать, чтобы держаться в ногу с Гриммом. — Я уже слышал. Твой корабль едва держится в воздухе, а починить его не хватает средств. Само собой, тебе не терпится покинуть порт.

— Не заставляй меня вызывать тебя на дуэль, — остерег его Гримм.