Воздушная гавань

У Гримма не было возможности оглянуться. Зубастая скотина отчаянно билась, даже пригвожденная к стене, и ее когти впивались в руку даже сквозь все слои толстой кожи. Гримм продолжал колоть ее саблей, со всей силой и быстротой, на какие был способен, и молил только об одном: не пронзить бы впотьмах собственную руку. При этом он ничего не видел — разве только смутную фигуру, корчащуюся у стены, — зато чувствовал, как из нанесенных его саблей ран брызжет горячая кровь.

Испустив еще один вопль, существо внезапно вырвалось из захвата и исчезло неведомо куда. Коридор в обоих направлениях заполнило собою эхо от криков, затухавших по мере отступления неизвестных. Подчиняясь инстинкту, Гримм вновь нашел Байяра и крепко прижался к нему спиной. Так они простояли, тяжело дыша, еще несколько долгих секунд. Пострадавшая рука Гримма пульсировала жгущей, острой болью.

— Слабаки, — выдохнул Байяр, когда обоим стало ясно, что атаку удалось отбить. — Чертовы трусливые твари.

— Точно, — согласился Гримм. — Бежим отсюда?

— Сейчас побежим, — сказал Байяр, — ты не торопись. Тут у меня где-то был свет…

Гримм вслушался в шорох одежд Байяра.

— Ага! — возликовал тот. — Здесь он, в кармане жилета. Совсем из головы вылетело.

Миг спустя рядом возник слабый источник тусклого голубого свечения: из одного из многочисленных карманов Байяр выудил люмен-кристалл с ноготь величиной и поднял его над собой.

Туннель являл собой неприглядное зрелище. Повсюду вокруг была разбрызгана кровь, казавшаяся черной в бледном свете кристалла, — возле Гримма куда больше, чем под ногами Байяра. Сам коммодор почти не пострадал от схватки, сохранив мундир в целости. А вот его сабля до половины клинка была перемазана чем-то темным.

— Владыка небесный… — приподнял бровь Байяр, обведя Гримма пристальным взглядом. — Да ты с ног до головы обляпался кровью… — Взгляд его устремился дальше, к потекам на стене. — Помяни мое слово, старина. Ты зря закопал свой талант мясника.

— Я пробовал, — кивнул Гримм, — но не справился. Пришлось довольствоваться флотом.

— Горечь обиды тебе не к лицу, дружище, — сказал Байяр. Его темные глаза внимательно обшаривали коридор. — Как рука?

— Болит, — признался Гримм. — Я бы не стал снимать с нее остатки куртки, пока мы не попадем куда-нибудь, где можно найти бинты.

— Тогда двинемся не спеша, — предложил Байяр. — Было бы забавно глядеть, как ты бежишь, пока сердце не выкачает из тела всю кровь, — но, боюсь, Эбигейл на меня осерчает. И еще много часов не ответит на мои знаки внимания. Или даже дней.

— Этого мы не допустим, — сказал Гримм. Он стряхнул с лезвия сабли кровь, а затем с гримасой вытер ее о штанину. И вернул клинок в ножны как раз тогда, когда Байяр завершил чистить собственное оружие и протянул ему освободившийся платок.

— Мог бы и сказать что-нибудь, — проворчал Гримм.

— Твой костюм все равно не спасти.

Хмурясь, Гримм открыл рот, чтобы возразить, но в этот миг Байяр резко качнулся назад и начал падать.

«Нет, все совсем не так», — подумалось Гримму. Байяр стоял, как и прежде, совершенно прямо. Его друг не падал! Упал сам Гримм. И уже успел отстраненно ощутить под щекой холодок выстилавшей туннель каменной плиты. Губы Байяра шевелились, однако слова доносились будто бы издалека, одолевая сотни ярдов коридора, и различить их Гримму было не под силу. Он попытался подобрать под себя руку, чтобы опереться и привстать, но конечности отказались слушаться хозяина.

— Досадно, — пробормотал Гримм. — И несколько затруднительно…

Байяр склонился над упавшим, вглядываясь ему в лицо. Последним, что запомнил Гримм, стал взлет на узкие, колючие плечи приятеля.

* * *

Открыв глаза, Гримм обнаружил себя в теплой, тускло освещенной комнате. Ее потолок был сложен из блоков обожженной глины — одного из самых распространенных строительных материалов для скромного жилья в Копье Альбион. Впрочем, потолок этот был не выбелен, а покрыт цветастой и довольно затейливой фреской, выполненной, как могло показаться, каким-нибудь особо старательным ребенком. Сюжет этого произведения не был очевиден, складываясь из вроде бы случайных изображений воздушных судов, солнца, каких-то необычного вида растений, лишь отчасти напоминавших деревья, а также луны — чрезмерно большой по сравнению с солнцем напротив нее. Пространство между этими объектами населяли странные существа, ни одно из которых Гримму не приходилось встречать воочию, хотя некоторых он мог, вероятно, видеть в детстве на страницах иллюстрированных сборников сказок.

Комнату освещали десятки крохотных, едва живых люмен-кристаллов, собранных в банках из прозрачного стекла. Их расплывчатый, призрачный свет все же четко обрисовывал предметы обстановки. Небольшая скромная комната могла, однако, похвастать письменным столом и маленькой, но до отказа набитой книжной полкой. Гримм лежал на кровати, на покрытом простыней веревочном матрасе — под такой грудой одеял и пледов, что те не столько согревали его, сколько грозили придушить.