Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945

«Где найти пропавшего Рея Парка?» – спрашивал заголовок в «Пресс» сегодня. Два часа спустя Рей Парк, разыскиваемый группой бывших служащих RAF, позвонил в газету Восточных графств, чтобы сообщить: «Я в «Норидж юнион», в юридическом отделе»... Мистер Парк рассказал: «В то время, когда я служил в 218-й эскадрилье (в 1944 г.), я жил в Торп-Сент-Эндрю[149], – они ошиблись с Сент-Мэри, но, по крайней мере, они знали, что это был святой...» ...«Я собираюсь позвонить инспектору Брауну, поскольку он, кажется, посредник», – сказал мистер Парк, который теперь с женой и двумя детьми живет в Спроустоне[150]».

Прекрасным ранним летним утром Одри и я отправились на машине в Норфолк. Дорога была свободной, и мы следовали маршрутом, по которому я не ездил с тех дней, когда эскадрилья перебазировалась на базу в Суффолке и когда я, сев на «Нортон», ехал на юг, чтобы увидеться с ней в Лондоне. Но подобную ностальгию, как я ощущал, надо было держать в узде; сентиментальность, вышедшая из-под контроля, всегда недалека от печали, а в ней нет ничего нового.

И все же, невзирая на нравоучительные рассуждения, мы сделали небольшой крюк, чтобы посетить место, где экипаж Кленнера ожидал своего первого боевого вылета и где туманным ноябрем Одри и я влюбились друг в друга.

Я зашел в деревенский магазин в Метуолде, чтобы уточнить, где находился старый аэродром, потому что все в деревне было незнакомым. Владелец магазина сказал, что я был третьим человеком в течение трех недель, который искал аэродром, и что он думает, что узнал меня. Он показал направление, и вскоре мы ехали по дороге, бывшей многие годы бесполезной, и вокруг был пейзаж, отпечатавшийся в памяти. Слева находился лес, который скрывал барак экипажа, а справа был огромный черный ангар, окруженный теперь цветущими маками. Затем мы увидели заросший сорняками и кустами въезд в лес, который экипажи использовали ежедневно.

Мы развернулись и в течение нескольких минут смотрели через поле в направлении аэродрома. Мы не могли видеть непосредственно само летное поле, которое лежало в низине, но черная крыша еще одного ангара была видна. Это был старый ремонтный ангар, и именно около его строгих контуров Одри и я впервые поцеловались. Но ни один из нас не обмолвился о том, ином существовании, когда мы жили настоящим мгновением, не понимая, что это было мгновение изменчивой страсти. Мы не сказали ничего, но и не должны были говорить, чтобы вновь подтвердить веру, что все то, что кануло в вечность, не было потрачено впустую и что все то, что выдержало испытание временем, заслуживает, чтобы его берегли.

Когда мы ехали обратно к деревне, я увидел самый знакомый из всех наземных ориентиров – церковный шпиль, изящно возвышавшийся над линией деревьев. Это была красивая вещь и тогда, безмятежный фон к «Ланкастерам», которые стояли на стоянках, как высиживавшие яйца хищные птицы, и это была красивая вещь и сейчас.

Мы достигли Спроустона, жилого пригорода Нориджа, вскоре после полудня. Дом Рея был двухквартирным и немного старше большинства зданий на улице; к его задней части были пристроены дополнительные комнаты, а впереди находились кованые ворота, окрашенные в белый цвет. Он выбежал наружу, чтобы приветствовать нас. Мы улыбались друг другу, и никто, видя, как мы обменивались рукопожатиями, не смог бы предположить, что когда-то мы испытывали такую же искреннюю взаимную вражду. Вокруг его глаз виднелись морщины, но лицо было гладким, и, кроме седых волос, он изменился очень мало.

Мы были представлены его жене, шестнадцатилетнему сыну и тринадцатилетней дочери, а потом вошли в гостиную, где Рей налил бокалы хереса. Было ясно, что газетные статьи пробудили любопытство и интерес местных жителей; Рей сказал, что за утро, когда была напечатана первая статья, он получил приблизительно десять телефонных звонков. Беседа была бессвязной, но восторженной. Он очень хотел узнать все подробности относительно других членов экипажа. Я спросил его, поддерживал ли он спортивную форму после войны.

– О да. Я все еще играю в хоккей за местную команду. Как вратарь.

– Я хорошо забочусь о нем, – сказал его жена с улыбкой.

Я спросил, помнит ли он, как мы ожесточенно ссорились.

Он рассмеялся:

– Конечно да.

– Ты не очень хотел иметь дело с «Window», пока я был с Лесом.

– Это была работа, которую я ненавидел. Едва я начинал пихать эти штуки вниз в желоб, как уже чувствовал, что мне это надоело до чертиков. Однажды ночью я понял, что механически выбросил и свой летный паек. Драгоценный шоколад мчался вниз над Германией.

Дети слушали увлеченно, а наши жены снисходительно, до тех пор пока Одри неожиданно не спросила:

– У вас были какие-нибудь навязчивые ночные кошмары после того, как все было закончено?

Рей задумался.

– Действительно, они были у меня. Я всегда был в пути на инструктаж и немного опаздывал, но, казалось, никогда не мог добраться до комнаты инструктажей, потому что мои летные ботинки были настолько тяжелы.

Я упомянул о глухоте Дига и спросил, не имел ли он какого-нибудь ущерба.