Воздушные гладиаторы

Закружившаяся в небе карусель в полной мере захватила внимание зрителей. Ни один из противников не мог получить сколь-нибудь значительного преимущества! «Русский медведь» оказался столь же вертлявым, как и английский «щенок», не уступая ему ни в скорости, ни в маневренности. Равным было и вооружение истребителей, состоящее из совершенно одинаковых синхронных «Виккерсов». Время от времени у носа одного или другого истребителя расцветал огненный бутон, по небу проносились трассы выстрелов, но ни один из пилотов не мог добиться решающего попадания! Между крыльями англичанина были закреплены четыре неуправляемых ракеты «Ле Прие», но он никак не мог использовать это оружие. За спиной литовского пилота в захвате был укреплён штатный автомат Фёдорова, но оторваться от штурвала и стрелять из автомата было равносильно поражению. И всё же удача улыбнулась литовцу!

Форсируя мотор, Арвидас закрутил свой истребитель в ряде бочек, сбивая прицел повисшему на хвосте англичанину, а затем перевёл самолёт в перевёрнутый горизонтальный полёт и защёлкнул штурвал стопором. Теперь всё решали секунды. Кто успеет первым! Арвидас вывернулся, вися на привязных ремнях, и выхватил из зажима автомат. Он отчётливо видел, как возвышается нос англичанина, готовясь дать решающую очередь по переставшему маневрировать противнику. Но литовец успел первым. Очередь из автоматической винтовки со 150 метров, направленная твёрдой рукой лётчика и не зависящая от тряски самолёта, на котором был жёстко закреплен основной пулемёт, попала прямо в двигатель. «Рон» поперхнулся, и заглох. Англичанин резко пошёл вниз, на вынужденную посадку. В падении он выпустил свои ракеты, но было ясно, что лётчик просто избавляется от взрывоопасного груза. Проследив за посадкой англичанина и убедившись, что лётчик остался цел и невредим, Арвидас направил «Сикорского» к своей посадочной площадке. Он был доволен. Его дебют прошёл даже лучше, чем у товарищей.

Печёры

Пока Иван увлечённо разговаривал с представителем их нового «начальства», как это определил для себя Алексей, сам он отвлёкся. Лишь краем уха он ловил информацию о предстоящем задании, о всех прелестях членства в тайном клубе лётчиков, о предлагаемых за «совсем небольшую миссию» огромных гонорарах и прочем.

Алексея вновь накрывала депрессия. Прострелянная рука ныла под повязкой, дико хотелось спать, усталые мышцы требовали отдыха, а мозг всё глубже затягивало в воронку безысходных мыслей. Что у него за жизнь? Чего он, Алексей Варламов добился? Военный, лётчик истребитель, космонавт, одним из первых побывавший на Марсе, о чём, кстати, почти никто не знает и не узнает. Вроде бы есть чем гордиться, но… К чему всё это?

Жизнь перевалила за середину, у друзей и товарищей дети заканчивают школы, у некоторых уже и внуки появились. Вон, его, считай, ровесник Иван — пятеро ребят. Две замечательных девочки и трое сыновей — наследники! А он? Он дурак! Ведь сколько раз мог жениться, были же вокруг совсем неплохие девушки. А он запутался в ничего, по сути, не значащих, но крепко засевших в голове императивах о том, что мужчина «сперва должен добиться успехов жизни, обеспечить будущую жену достойным существованием», и профукал молодость.

С «достойным существованием» тоже, что характерно, не сложилось. Сперва лётное училище, потом война, безработица, случайные заработки… Космос не исправил положения — там ему предложили лишь низкооплачиваемую работу космическим чернорабочим… Всё чуть было не начало налаживаться, когда он полетел на Марс, но… но космос теперь закрыт, как и небо, переучиваться на бухгалтера или программиста — предать дело всей жизни. И даже эти вот «игровые» полёты — просто переиначенные гладиаторские игры на потеху озверевшей зажравшейся толпе мещан, жаждущей крови и адреналина. Противно!

Противно — хоть в петлю! И выхода нет! Никакого! Иван рисует радостные перспективы возрождения авиации, но сейчас, вдруг, Алексей понял, что и авиация, как таковая, тоже ничто! Ну, пролетает он на новых консервных банках ещё десять, пусть пятнадцать лет, а дальше? Пенсия, тихое угасание одинокого старика, смерть и забвение. Жизнь проходит, почти уже прошла мимо, а что в ней было? Небо? Этого мало… слишком мало!

Да, была и у него большая любовь… И он сам — никто другой, просрал собственное счастье. Он даже не признался Ольге в своих чувствах. Тогда, в школе, струсил. Да, теперь можно признаться самому себе, что именно струсил. Обманул себя, что вот, выучится на лётчика-истребителя и явится завидным женихом, а на самом-то деле сбежал после девятого класса в училище от ответственности и невыносимого чувства неразделённой любви.