Воздушный поцелуй

Ровно в десять ночи за нами приехал кеб. Скалозубый здоровяк Фрэнсис весело подмигнул мне, всю дорогу распевая:

В степи широкой под Иканом,
Нас окружил коканец злой.
И трое суток с басурманом
У нас кипел кровавый бой.

Видимо, ему казалось, что такая песня должна поднять мне настроение и взбодрить боевой дух. Ох же Ньютон-шестикрылый…

Мы залегли, свистели пули,
И ядра рвали всё в куски.
Но мы и глазом не сморгнули,
Стояли мы… Мы – казаки!
И смерть носилась. Мы редели,
Геройски всё ж стоял казак.
Про плен мы слушать не хотели,
А этого желал наш враг!

Наверное, именно в те дни ему удалось заложить в мою чисто британскую душу беззаветную любовь к неведомой мне, таинственной и дикой России. Мистер Ренар потом говорил мне, что я невольно отстукивал ритм песни пальцами по спинке кеба. Не знаю, не помню, возможно…

Но вот в степной дали сверкнули
Родные русские штыки,
И все отраднее вздохнули,
Перекрестились казаки.

И мы, собрав тела героев,
Могилу вырыли и в ней
Для мира вечного, покоя,
Зарыли всех богатырей.
И холм насыпали над ними,
Пусть веки вечные стоит
И громко с ветрами степными
О нашей славе говорит!

Кажется, к концу этой длинной песни я уже рыдал как ребёнок, размазывая по щекам косметику с глаз. Да какое же чисто английское сердце выдержит столь печальный рассказ о героизме военных? Нам ли, нации, «кормившей моря своими людьми», не понимать чужих потерь? Запад есть Запад, Восток есть Восток, но двое мужчин с горящими сердцами, готовые вместе умереть каждый за свою родину, всегда чувствуют боль друг друга! Как это ни странно, но, когда мы прибыли на место, слёзы высохли и я был готов ко всему…

– Иди, мой мальчик. Ни о чём не думай, ничего не бойся, – на ухо прошептал мой учитель. – Если что, действуй по обстоятельствам. Но главное, помоги нам поймать эту сумасшедшую стерву!

Задавать уточняющие вопросы мне не разрешили. Иди, и всё. Ладно, я послушно вышел из кеба, который сразу же уплыл в ночь, и мелкими шажками, насколько позволяло платье, двинулся вперёд по узкой, незнакомой мне улице в восточной или южной части Лондона. Не знаю, я здесь никогда не был, эта часть нашего мегаполиса была мне совершенно незнакома. Одно я знал точно – приличной девушке здесь явно не место…

– Эй, красотка, сколько пенсов берёшь за ночь?

– Иди сюда, ты так похожа на мою овечку.

– Обслужи папочку!

Я категорически не отвечал на оскорбительные выкрики из подворотен и не ускорял шаг. Это было единственным правильным решением на тот момент. Если бы они заметили хоть малейший признак суетливости или страха с моей стороны, меня бы просто порвали на куски. А так я успел дойти до перекрёстка, прежде чем сзади раздалось знакомое фырчание парового кеба.

Ренар предупреждал, что так и должно быть. Теперь главное – сохранять спокойствие.

– Юной леди не пристало бродить по городу в столь поздний час.

Я не отзывался и не оборачивался. Всё идёт по плану.

– В здешних местах порой опасно. Всегда лучше воспользоваться услугами общественного транспорта. Садитесь!

Я чётко помнил предупреждение наставника ни за что не садиться ни в какой случайный кеб. Тем более когда так навязчиво уговаривают.

– Что ж, юная леди, вам виднее. Прощайте!

Это было последнее, что я услышал на тот момент. Потом нечто тяжёлое ударило в затылок и, несмотря на шляпку, капюшон и парик, меня уложило почти мгновенно. Колени подломились, и я рухнул на брусчатку, весьма смутно отдавая себе отчёт в том, что, собственно, произошло-то, а?

…Глаза открылись не сразу. Сначала я услышал голос. Мелодичный и властный. Он звучал словно бы отовсюду, но каждое слово вонзалось мне в правый висок, словно раскалённая иголка.

– О грозные братья мои, настал час! Под этой луной мы вновь принесём нашей чёрной богине белое тело! И пусть милость её к нам будет столь же велика, сколь безгранична наша вера и поклонение Властительнице Тьмы, Хозяйке Ночи, Повелительнице Смерти!

Странно, но в левый висок иголки не кололись. То есть в правом есть, а в левом нет. Почему? Вот незадача. И ведь именно это казалось мне жутко важным на тот момент…

– Пусть в ваших сердцах не будет жалости, когда к нам взывает сама Справедливость! Мы трижды предлагали ей спасение. Она трижды отвергла нашу доброту. Такие белые люди на белых лошадях при белом свете дня убивали наших чёрных братьев. Хочет ли кто сказать слово в её защиту?