Читаем Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник) полностью

* * *

Внешность Бориса Натановича как нельзя более способствовала его успеху. Он был не столько красив, сколько необыкновенен. Элегантная и поджарая до сорока лет фигура, высокий рост, темные глаза под сросшимися черными бровями, орлиный нос и завиток бородки делали его похожим на черта. Осенью и зимой он носил пальто и шляпу, летом облачался в легкий серый костюм.

– Я бы, конечно, с удовольствием прогуливался с тростью, – говорил он знакомым, – но в наше сумасшедшее время, увидев меня с тростью, люди примут меня не за аристократа, а за инвалида.

Частенько, выходя из своей квартиры на Щекавицкой в пятницу вечером, он встречался с соплеменниками, направлявшимися на службу в молитвенный дом.

– Добрый вечер, Борис Натанович, – говорили ему. – Что это вы навострились в другую сторону? Вы разве в синагогу не пойдете?

– Боже упаси! – отвечал Борис Натанович.

– Почему? Вы не верите, что есть Бог?

– Я не знаю, – улыбался Золотницкий, – кто там есть и что там есть, но я точно знаю, что синагога это не то место, где мне дадут выступить. Я, конечно, уважаю нашего ребе, но по роду занятий я привык говорить, а не слушать.

По подольским меркам, жил Борис Натанович роскошно – один в двух комнатах с кухней. Кухня была большой, комнаты маленькими, зато в них имелся книжный шкаф, торшер, радиола и даже телевизор «Рекорд», поблескивающий стеклянным экраном с комода. Квартира осталась Борису Натановичу после смерти обоих родителей и, казалось, только ждала, когда хозяин введет под ее своды будущую супругу, но тот явно не торопился с женитьбой.

– Я уже побывал на стольких свадьбах, – с улыбкой говаривал он, – что своя мне не нужна.

Вместо этого он приводил домой молоденьких девушек, готовых разделить вечер со столь интересным мужчиной, к тому же известным и холостым. Соседи Золотницкого с удовольствием обсуждали меж собою его многочисленных юных пассий, но открыто своего мнения не высказывали. Исключение составляла лишь невоздержанная на язык Розалия Семеновна, необъятная и неуемная тетя Роза, которая потеряла в войну мужа и двух детей, но сохранила удивительное жизнелюбие и все происходившее во дворе считала частью своей личной жизни. Проводив Бориса Натановича и его спутницу пристальным взглядом до самой двери, она пять минут спустя стучалась в нее и настойчиво требовала:

– Боря, ну-ка выйди ко мне на а пур верт.

Зная, что спорить с тетей Розой бесполезно, Борис Натанович, улыбнувшись гостье и пообещав не задерживаться, представал пред соседкины очи.

– Я вас внимательно слушаю, Розалия Семеновна.

– Боря, – нехорошим голосом начинала та, – ты давно перечитывал Уголовный кодекс?

– С какого перепугу?

– Закрой рот и слушай меня. Если ты думаешь, что привел к себе а гройсер [26] удовольствие, так ты таки ошибаешься. Ты привел а клейне [27] статью.

– Тетя Роза, за кого вы меня принимаете? Ей уже, слава Богу, есть восемнадцать.

– Да? – ядовито интересовалась тетя Роза. – Это она тебе сказала? А что ее зовут Валентина Терешкова, она тебе не сказала? Боренька, Береле, не будь идиотом. Сегодня она пришла одна, завтра придет с папой, а послезавтра с милицией. У тебя давно не было веселых минут?

Борис Натанович с улыбкой выслушивал тетю Розу, обнимал ее, целовал в щеку, возвращался к себе и прекрасно проводил вечер в приятной компании. Чем старше он становился, тем моложе оказывались его визитерши. Борис Натонович несколько располнел, под серым его костюмом начало проглядывать брюшко, но он по-прежнему оставался элегантен, остроумен и неотразим.

– Боря, – пеняла ему неугомонная тетя Роза, – сколько уже можно водить к себе пионэрок? Ты мешаешь девочкам учить уроки.

– Господь с вами, Розалия Семеновна, – в притворном ужасе махал руками Золотницкий. – Вы меня пугаете.

– Пусть уж лучше тетя Роза тебя на минуточку испугает, чем милиция сделает заикой на всю жизнь. Ты мне скажи, когда ты уже наконец женишься? Пожалей своих несчастных родителей, земля им пухом, дай им спокойно вздохнуть на том свете.

– Понимаете, Розалия Семеновна, – разводил руками тамада, – есть такой момент, когда жениться еще нельзя, и есть такой момент, когда жениться уже нельзя. Жениться нужно в промежутке между этими двумя моментами, но я его, кажется, пропустил.

– С чего это вдруг тебе уже нельзя жениться? – удивлялась тетя Роза. – Если тебя хватает на весь твой гарэм, то уж с одной ты как-нибудь справишься.

– Легче справиться с табуном, чем с одной лошадью, – вздыхал Золотницкий. – Вы же понимаете, тетя Роза, что жена и любовница – это две разные профессии.

– А, что я с тобой говорю, – безнадежно махала рукою тетя Роза. – Ты же типичный а идишер коп [28] . Ты знаешь, что такое а идишер коп?

– Знаю, – отвечал Золотницкий. – Это большая умница.

– В твоем случае, – вздыхала Розалия Семеновна, – это два по полкило упрямства. Чтоб моим врагам так весело жилось, как с тобою можно спорить.

– Вот и не будем спорить, тетя Роза. Вы же знаете – где два еврея, там три мнения.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза